Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель
Совсем не так одеваются в современных операционных. Теперь хирурги стремятся создать атмосферу непринужденности, надевают на головы легкомысленные шапочки с бабочками или жуками, или еще с какой-нибудь живностью, а под халатом или вместо него – зеленая роба с глубоким вырезом на груди, из которой выглядывают завитки шерсти настоящего мачо. Наверно, именно так будет выглядеть когда-нибудь инсталляция нынешней операционной. И какой-нибудь человек из будущего прильнет к стеклу, разглядывая наших современников с их неуклюжими роботами «да Винчи», телевизионными камерами, встроенными в операционную лампу, транслирующими ход операции на другой конец земного шара, наркозными аппаратами, напичканными электроникой, – и улыбнется устаревшей медицинской технике предков.
Но – увы! – время поджимает, и мы движемся дальше по коридору до следующей ниши. Оттуда уже доносится шум водопада с разлетающимися во все стороны брызгами, причудливые растения покрывают мокрые камни.
А еще дальше, через полсотни метров, перед нами в стене довольно неожиданно возникает панорама пустыни с песчаными барханами и юркой ящерицей на переднем плане, а на дальнем – застывший караван верблюдов…
На обратном пути я еще раз окинул прощальным взглядом операционную. Все персонажи сохраняли прежние позы. Кажется, ничто не изменилось за время моего недолгого отсутствия. Разве только немного съехала марлевая маска с лица хирурга, обнажив розовато-кукольный коротковатый нос, на котором сидели всё те же круглые очки в роговой оправе. Тут-то мне и вспомнился знакомый хирург одной московской больницы по фамилии, впрочем, неважно… с большой коротко стриженной головой и похожими очками. В нем присутствовала та располагающая надежность, которую пациенты чуют за версту. Не знаю, как утрехтский хирург, а наш доктор под горячую руку может еще и рявкнуть, если ассистент замешкается или подаст не тот инструмент.
* * *
Листаю блокнот и останавливаюсь на записи, когда-то сделанной моей рукой.
Понедельник, 6 июля 1992 г. Посетители протестантской церкви в центре Амстердама на берегу канала стали свидетелями необычной картины. Сухонькая старушка в пальто и шерстяной шали, несмотря на духоту летнего дня, с трудом став на колени, коснулась лбом холодной каменной плиты. Это был земной поклон русской писательницы Рембрандту ван Рейну. Именно здесь он был похоронен на деньги церкви.
Часом позже такой же низкий поклон был отдан Анне Франк, еврейской девочке, прятавшейся во время оккупации немцами Голландии в убежище и погибшей в концлагере. Ее дневник опубликован на многих языках…
И как-то все больно всколыхнулось, как будто записанные мной когда-то строчки повернули время вспять. Я снова увидел этот день, проведенный вместе. Вспомнил Анастасию Ивановну, поникшую, скорбно стоявшую на коленях и молившуюся возле памятника Анне Франк, и как мы с Татьяной Дас помогали ей подняться. И этот жаркий солнечный блеск во влажном воздухе и близость канала…
В довершение всего из последних страниц блокнота вдруг выпорхнули прятавшиеся между ними, нисколько не поблекшие небесно-голубые посадочные талоны, отпечатанные на тонком картоне с эмблемой KLM и неожиданным написанием наших фамилий: Tsvetaeva и Gurfinkel, а также датой и временем полета. И это вновь во всех осязаемых подробностях возвратило в те уже далекие, исчезающие в дымке памяти дни.
Северное море в июле. Наш последний день в Голландии. Мы ехали сюда из Амстердама через Гарлем.
Вздыбленная ветром вода. Линия горизонта размыта. Ветер повалил зонтики над столиками пляжного кафе. Анастасия Ивановна сидит в углу кафе, защищенного от ветра стеклянными стенами. Нахохленная. Ей нездоровится. Ничто не радует. Должно быть, устала от обилия впечатлений, переездов, непривычного быта, противопоказанного пожилому человеку.
А мне этот день запомнился. Открылась совершенно иная Голландия. Голландия моря, необузданной стихии, совершенно противоположная равнинному однообразию пейзанской Голландии с ее ровно текущими молочными реками и пятнистыми коровами.
* * *
…Самолет пошел на снижение. Внизу уже отчетливо видны были подмосковные леса. Улыбаясь, к нам шла стюардесса сообщить, что на землю ею передано сообщение и в аэропорту Шереметьево – ей это уже подтвердили – нас будет ожидать транспортное средство, которым А.И. доставят от самолета к выходу. Я с удивлением представил себе что-то вроде амстердамского электромобиля. Неужели и у нас уже завели такие? Для всех или только для пассажиров KLM?
Мне не пришлось долго мучиться вопросами. Самолет сел под уже знакомые аплодисменты. В зале аэровокзала, пока я искал обещанный автомобильчик или хотя бы его подобие, к нам подошли два вспотевших от московской духоты грузчика.
– Цветаева? – спросил один из них, по-плотницки прищуриваясь.
И тут я увидел их «транспортное средство». Крашеная железная тачка, в каких возят песок на стройке.
– Давай, бабуля, садись, – его товарищ с мокрым пятном на рубашке во всю спину сгреб ее без долгих раздумий. – Поехали!
Не успел я толком сообразить, что происходит, как тачка уже громыхала где-то впереди в толпе. Двое грузчиков на одну тачку? Недоумение рассеялось быстро. Впереди была лестница, а эскалатор не работал. Судя по тому, что на нем была наставлена поломанная мебель, стоял он уже не первый день.
Грузчики подняли «транспортное средство» с безучастно сидящей в нем А.И. и стали спускаться по лестнице. Как мне казалось, довольно неуклюже. Тачка, к моему ужасу, наклонялась то в одну, то в другую сторону. Не хватало еще, чтобы они ее вывернули!
Наконец после всех треволнений мы оказались на улице перед ярким светом телекамер. Встречали Анастасию Ивановну ее литературный секретарь Станислав Айдинян и целая команда с российского телевидения. Грузчики слегка опешили и, похоже, устыдились своей безобразной тачки, а главное, той бесцеремонности, с какой обращались со знаменитостью. Сама же она в первый момент после того, как ощутила под ногами размягченный жарой асфальт, еще не очень хорошо понимала, где находится, и на вопросы корреспондента по привычке последних дней в Голландии начала отвечать по-английски. А кончилось все коротким и емким словом, которое в вечерних новостях буквально облетело всю страну.
В том году шли изнурительные споры, по какому принципу делить Союз писателей, кому и какая собственность должна отойти. И корреспондент телевидения спросила, чего, на ее взгляд, не хватает нынешним российским писателям.
Ответ Анастасии Ивановны был предельно лаконичным:
– Таланта!
1996–1998
Белый кофе. В реанимации
1
…В этой гармонии многоголосия вспыхивали звуки скрипок и альтов, то к небу взмывал хор, и это странным образом завораживало, погружало в состояние покоя, и что-то в душе, давно и безнадежно смятое, таинственным образом расправлялось…
Полчаса назад, уединившись в ординаторской, надев наушники, я слушал, развалясь в полуживом бугристом кресле, неведомо из какого кабинета попавшем
