Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди
По пути на победную вечеринку Дик Старк дал ему письмо от Фрэнка Армстронга, где тот просил его “пересмотреть” все свои планы. Армстронг не хотел, чтобы существование новорожденного было признано публично, он считал, что свадьбу устраивать не следует, он не хотел, чтобы имя Элизабет значилось на антологии, которую они составили вместе. То, что полицейский чин считал возможным писать ему такое, было постыдной стороной его жизни. Он ответил Армстронгу сдержанно. Полицейская стратегия, написал он, должна основываться на том, что по-человечески возможно и не унижает людей.
Он допустил ошибку, согласившись участвовать в “Вопросах и ответах с Ризом Ханом” на Си-эн-эн: вопросы были неизменно враждебными. Из Тегерана его в миллионный раз спросили, “понимал ли он, что делает”; мужчина из Швейцарии задал вопрос: “Оскорбив британцев, Тэтчер и королеву, как вы можете оставаться в Англии?” Позвонила женщина из Саудовской Аравии: “Никто не должен обращать на вас внимания, потому что мы все знаем, кто есть Бог”, и она же раз за разом спрашивала: “Но чего вы добились своей книгой? Чего вы добились?” Он старался отвечать на все вопросы легко, с юмором. Такова была его судьба – встречать враждебность улыбкой.
Позвонили ему домой. Женщина из “Дейли экспресс” сказала: “Я слышала, вас скоро можно будет поздравить, ваша подруга ждет ребенка”. Из “Санди таймс” пришел факс: “Мы слыхали, что у Вас родился ребенок! Поздравляем! Примечательное событие! Разумеется, мы не назовем имен матери и ребенка из соображений безопасности, но а) как Вы намерены справляться с ролью родителя? б) усилятся ли теперь меры безопасности?” Желание Армстронга, чтобы рождение ребенка держали в тайне, было нелепым, и ему не хотелось, чтобы Элизабет разводила вокруг этого секретность. К чертям, думал он, не надо ничего особенно скрывать, и будет меньше шума. Когда пресса чувствует, что от нее что-то прячут, ее аппетит растет. На следующий день появилась публикация в “Экспресс” на эту тему, где Элизабет не была названа по имени. Он подумал: и что в этом плохого? Он был рад, что это предано гласности, и статья была написана в очень приятном, доброжелательном тоне. Одним секретом меньше. Вот и хорошо. Но Элизабет рассердилась, напряжение между ними снова выросло. Они неверно истолковывали фразы друг друга, интонации друг друга, пререкались из-за мелочей. Один раз он проснулся в четыре утра и увидел, что она плачет. Она тревожилась о здоровье Кэрол. Боялась, что в газетах появится ее имя. Была огорчена его изменой. Ее беспокоило все на свете.
И тут, как по заказу, Хелен Хэммингтон все с той же старой песней. Если дом будет засвечен, сказала она, стоимость охраны утроится. “Но по окончательном рассмотрении, имея в виду, что это была ваша просьба, Джо, и исходя из того, что вы понимаете необратимость такого решения, мы готовы согласиться на ваше предложение отозвать группу охраны, и кандидатура Фрэнка Бишопа нами одобрена. Пусть он будет вашим охранником”. По крайней мере эта часть была более или менее конструктивной. Но дальше пошло хуже. “Мы не хотим, чтобы на этой вашей антологии стояло имя Элизабет, – сказала она. – Это нас, честно говоря, ужасает. Может быть, еще не поздно это исправить? Убрать ее имя?” Если вам хочется публичного скандала, ответил он, таким способом вы его получите. “За ней могут проследить, – сказал Пол Топпер, новый человек в его охране. – Если бы мне сообщили, что Элизабет живет с вами, я нашел бы вас за одну-две недели, пользуясь услугами одного-двух помощников”. Он старался оставаться спокойным. Указал им на то, что, когда его только начали охранять, у него была жена, чье имя все прекрасно знали, чья фотография была на первых страницах всех газет, и тем не менее она свободно приходила в его разнообразные убежища и уходила оттуда, и полиция не видела в этом проблемы. А теперь с ним живет невеста, чье имя не так хорошо известно, чьи фотографии никогда не публиковались. Делать из ее существования проблему нет никакого резона.
После этого он еще много чего сказал. Он сказал: “Я прошу одного – чтобы этой британской семье позволили жить своей жизнью и растить своего ребенка”. И он заявил: “Вы не можете требовать от людей, чтобы они перестали быть теми, кто они есть, и делать ту работу, какую делают. Вы не можете рассчитывать на то, что Элизабет уберет свое имя со своей работы, и вы должны примириться с тем, что наш ребенок родится на свет, будет расти, заводить друзей, учиться в школе; он имеет право на сносную жизнь”.
“Все это, – сказала Хелен, – обсуждается в министерстве внутренних дел на очень высоких уровнях”.
24 мая 1997 года Али Акбар Натек-Нури, “официальный кандидат” на президентских выборах в Иране, потерпел тяжелое поражение от “умеренного”, “реформистского” кандидата Мохаммада Хатами. По Си-эн-эн показывали молодых иранских женщин, требующих права на свободную мысль и лучшего будущего для своих детей. Получат ли они это? А он? Решат ли наконец между собой проблему новые лидеры в Иране и Англии? Похоже было на то, что Хатами позиционирует себя как руководителя, подобного Горбачеву, берущегося за реформирование системы изнутри. Это вполне могло свестись к чему-то недостаточному, вроде “гласности” и “перестройки”. Ему трудно было возлагать большие надежды на Хатами. Слишком много уже было ложных рассветов.
Во вторник 27 мая в четыре часа дня Элизабет отправилась к своему гинекологу мистеру Смиту. И как только она вернулась домой – примерно в четверть седьмого вечера, – начались очень частые схватки. Он тут же дал знать охранникам, схватил сумку, уже неделю с лишним как собранную и стоявшую наготове у них в спальне, и их отвезли в родильное отделение в крыле Линдо больницы Сент-Мэри в Паддингтоне, где поместили в пустую угловую палату 407, в которой, как им сказали, родила обоих детей принцесса Диана. События развивались быстро. Элизабет хотела обойтись без медикаментов, и, проявляя обычную свою силу воли, обошлась без них – правда, из-за болей временами капризничала, что было на нее не похоже. В затишьях между схватками приказывала ему массировать ей спину, но, едва они начинались, не позволяла до себя дотрагиваться и требовала, чтобы он ушел с глаз долой. В какой-то момент комически воскликнула, обращаясь к акушерке Эйлин: “Меня тошнит от ваших духов, как я их ненавижу!” Милая безропотная Эйлин пошла мыться и
