Опыт биографии. Невиновные - Феликс Григорьевич Светов
Чем больше он говорил, тем сильнее мне приходилось себя сдерживать. Мне было стыдно, что я не могла остановить Кадырова. А хотелось крикнуть ему, что он лжет. Но поскольку Политковской нет в живых, то никто не может подтвердить ее правоту. Мне хотелось напомнить ему, сколько добра эта журналистка сделала для чеченцев. Как она пыталась остановить войну. Как помогала беженцам. Ездила в республику в самый разгар боевых действий, когда другие журналисты не решались туда соваться. Как писала о горе матерей и отцов, чьи дети исчезли. Всего этого я не могла сказать не потому, что боялась. Во-первых, я должна была бесстрастно переводить вопросы и ответы, а во-вторых, очень надеялась, что, когда интервью закончится, я смогу передать Рамзану Кадырову дневник Фатимы Мухадиевой и попросить перевести ее отбывать наказание в Чечне. И вот наконец после традиционного вопроса о возвращении диаспоры, Жерар дал мне знак, что пора закругляться. Тогда я достала из своего рюкзака крафтовый конверт и протянула его премьер-министру.
— Рамзан Ахматович, это вам. Это дневник чеченской девушки, которая очень хочет вернуться домой. Она сидит сейчас в мордовской колонии. Только вы можете ей помочь. К президенту Чечни мы обращались, но он ничего не сделал. Он даже толком не может отличить одну арестованную чеченку от другой.
Я намеренно льстила Кадырову, «закладывая» президента Алу Алханова, но желание помочь Мухадиевой заставляло меня быть хитрой.
Кадыров открыл конверт, полистал тетрадь:
— Как я за народ, никто так не болеет, — наконец с пафосом произнес он. — Я посмотрю, что здесь можно сделать…
— У вас по улицам свободно ходят молодые красивые девушки. А невиновная Фатима сидит в мордовской колонии. Она могла бы так же гулять по Грозному, — продолжала я. — В вашей же власти перевести ее в республику?
На пороге появился пресс-секретарь. Он жестом показал, что время интервью истекло. Проходя через гостиную, я увидела, что мужчины в костюмах от Dolce & Gabbana все так же смотрят телевизор. Шла программа «Время».
Вернувшись в гостиницу, я поняла, что больше всего мне сейчас хочется принять горячий душ: стоять под ним как можно дольше, чтобы смыть с себя чувство стыда, досады, смешанное с животным, парализующим страхом. Я не могла справиться с этим ощущением все два часа, что мы находились в Гудермесе. И теперь, когда мы приехали в Грозный и я закрыла дверь своего номера в гостинице, я прокручивала в уме вопросы, которые Жерар задавал Кадырову, и вспоминала его ответы. Я вспоминала его отсутствующий взгляд, глаза, не видящие собеседника, пронзительный голос, временами срывающийся на фальцет, портрет заместителя главы президентской администрации Владислава Суркова рядом с портретами погибших отца и брата Кадыровых. И мне становилось все противней и противней.
О горячем душе мечтать не приходилось. Теплой воды в гостиничном номере не было, батареи почти не грели. Я вытащила из рюкзака теплый свитер, который предусмотрительно взяла на случай холода, и села читать статьи Политковской — они были частью «чеченского досье», собранного для этого репортажа.
Одна статья как раз была о встрече Политковской с Гарсиевым. Он рассказывал, как его похитили и допрашивали люди Кадырова, а потом и сам Рамзан. Вот что писала Политковская в «Новой газете» в июле 2003 года — за три года до гибели.
«— Вас допрашивал лично Рамзан?
— Да. Спрашивал, на какой машине ездит Сайдуллаев. Сколько охраны? Я не отвечал. И меня били черенком лопаты по всему телу. И Рамзан лично бил. Подвешивали за руки на дерево и били. Руководил не только Рамзан, но и второй — потом он мне сказал, что был начальником штаба у Басаева, а теперь перешел к Рамзану начальником разведки. Рамзан сказал, что отдаст свои золотые часы тому, кто придумает мне самую жестокую смерть.
— Сколько их там было?
— Человек 60–70.
— Кто выиграл?
— Как раз начальник штаба Басаева. Он сказал, меня надо за руки повесить и сделать на моей коже тысячу разрезов. Я готовился, что убьют. Они отошли, стали совещаться. Я думал, решают, как убить. Потом они вернулись и стали бить с перерывами. Бьют, потом спрашивают: „Так сделаешь это?“ На третий раз я сказал, что больше не могу, сделаю, что хотят.
— Так что же они хотели?
— Чтобы я пронес фугас в дом Рустама и взорвал Малика Сайдуллаева, когда он туда приедет. Я согласился. Рамзан кричал: „Думаете, я вам президентский пост отдам! Если даже Малик пройдет, всех перестреляю “.
— То есть речь была об организации убийства Малика Сайдуллаева? Рамзан — как заказчик? Вы — исполнитель? Вам должны были передать фугас?
— Да.
— Похоже на кино. А если бы вы не согласились?
— Меня бы убили.
— Когда вы согласились, что произошло дальше?
— Бить перестали. Притащили других из камер — камеры для людей в том же дворе Рамзана. Двери камер открываются прямо во двор. Я лично видел трех заключенных. Я не знаю, за что их. Двум при мне прострелили ноги. А третьего, с уже простреленными ногами, положили в машину и увезли. Потом мне дали чай — я как бы „свой“ у них стал — и покушать. Девчонок привели. Они пели, плясали. Отпустили меня на следующий день. Теперь я должен сообщить, когда Малик приедет к брату, и тогда получу фугас. Сейчас я скрываюсь, увез семью. Рамзан предупредил, что, если не сделаю того, что обещал, и меня, и семью вырежут. Я написал заявление генеральному прокурору. Если Кадыров станет президентом, мне только в банду идти против него воевать. А что делать? На выживание будем жить. Во второй раз я им уже не дамся. Живым.
— А много сейчас „кадыровцев“ в Урус-Мартане?
— Много, конечно.
— А что они за люди?
— Многие из тех, кто воевал. Пришли к Кадырову, там им дали убивать, кровью повязали. Теперь им некуда деваться.
Ибрагим, закрывшись черными очками, ковыляет прочь. Все, что случилось с ним в нынешнем августе, рассказано тут только потому, что это и есть типичная картинка предвыборной чеченской жизни, а Ибрагим — типичный ее представитель. Можно лишь менять имена тех, кого пытали в том же месте и с теми же целями. Суть происходящего сводится к следующему: настоящая предвыборная „агитация“ кадыровских эмиссаров — это запугивание всех и вся под лозунгом: „Или с Кадыровым, или смерть“».
Другая статья — о встрече Политковской с Кадыровым. Я вспомнила о том, с какой ненавистью всего несколько часов назад
