Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

чем разорять налаженное помещичье хозяйство. Надо расширить и упорядочить переселение, а не сгонять с земли хороших хозяев, хотя бы они и были дворяне». Тыркова пишет, что по существу Николай Львов был совершенно прав, но фракция слушала его с недоумением, а некоторые депутаты – и с негодованием. Для многих кадетов их земельная программа служила своего рода политическим аттестатом, закрепляющим за партией право называться демократической. И вдруг Николай Николаевич, которого «все считали верным демократом», вздумал защищать дворянское землевладение, да еще так ярко, с таким блеском, что малодушные могут заколебаться. Николай Николаевич, «когда его так подхватывало», не обращал внимания, какое впечатление производят его слова, даже не смотрел на слушателей. «Кончил и только тогда обвел глазами длинный стол, вокруг которого стояли и сидели народные представители, внимательно его слушавшие. По их лицам он увидал, что его речь взорвалась, как бомба. Он усмехнулся. Улыбка придавала что-то мефистофельское его узкому, тонкому лицу. Хотя на самом деле он не был ни скептиком, ни отрицателем. Но юмор у него был. Его уже остывший голос зазвучал иронически, когда он прибавил: „Я знаю, господа, ваше романтическое отношение к аграрной реформе. Я и сам не сразу понял ее ошибочность. А теперь вдумался и считаю это безумием. Но боюсь, что мне вас не переубедить. Вы превратили вопрос экономический в догматический. Для вас это часть неписаной оппозиционной присяги, для меня – только одна из хозяйственных задач России. Расхождение между нами глубокое. Поэтому, как мне ни жаль, я ухожу из кадетской партии“».

А.В. Тыркова вспоминает, что этого пламенного, правдивого человека, отрекавшегося от «одной из самых священных заповедей кадетизма», пытались уговорить, убедить, даже пристыдить. Но Львов верил в свою правоту: он был помещик, больше жил в деревне, чем в городе, знал и крестьянское, и крупное хозяйство не только из книг. При всей своей экспансивности и отвлеченности он был человек наблюдательный, начитанный, думающий. Этот, по словам мемуаристки, «убежденный либерал взбунтовался против аграрной программы кадетов и, несмотря на давнее единомыслие и дружеские связи со многими кадетами, ушел из партии».

Н.Н. Львов ушел в создающуюся «группу мирного обновления» – умеренную, либеральную партию, осуждавшую тактические уклонения кадетов «влево», а октябристов – «вправо» и выступавшую против насилия, откуда бы оно ни исходило – от революции или реакции. Львов не только не подписал Выборгское воззвание, но и вместе с лидерами «мирнообновленцев» (графом П.А. Гейденом и М.С. Стаховичем) обратился к избирателям, призывая их к спокойствию и мирным выборам. Вскоре после этого он участвовал в переговорах П.А. Столыпина с общественными деятелями об их вхождении в кабинет министров. Царь объявил Столыпину, что в состав Совета министров можно ввести только А.И. Гучкова и Н.Н. Львова (ему предназначался портфель главноуправляющего землеустройством и земледелием). 20 июля 1906 года Николай II принял их обоих и с каждым говорил по часу. В записке, адресованной Столыпину, он подчеркнул: «Вынес глубокое убеждение, что они не годятся в министры сейчас. Они не люди дела, т. е. государственного управления, в особенности Львов». А своей матери, Марии Федоровне, написал с куда большей откровенностью: «У них собственное мнение выше патриотизма вместе с ненужной скромностью и боязнью скомпрометироваться. Придется без них обойтись». «Собственное мнение» общественных деятелей, их либеральные принципы венценосцу явно претили. К тому же напряженная ситуация после роспуска I Думы несколько разрядилась: восстания, вспыхнувшие в Свеаборге и Кронштадте, быстро подавили, и царю уже не было нужды в политических маневрах, в привлечении общественных деятелей в министерство.

25 июля 1906 года «Новое время» опубликовало официальное сообщение Петербургского телеграфного агентства (ПТА) о неудаче переговоров с либеральными общественными деятелями. Вину за срыв переговоров ПТА возложило на самих либералов. В ответных письмах («Новое время», 28 июля) мирнообновленцев П.А. Гейдена, Н.Н. Львова и Д.Н. Шипова, принимавших участие в переговорах, сказано, что либеральное кредо общественных деятелей, их программа оказались неприемлемыми для правительства. Львов и Шипов прямо заявляли, что не было смысла делать из них министров-чиновников, а самый роспуск Думы расценивали как большую ошибку, которую необходимо исправить как можно скорее.

Но Партия мирного обновления, вопреки ожиданиям ее лидеров, потерпела поражение на выборах в новую, II Государственную думу: в смутный, революционный период «на коне» оказались левые. После издания нового избирательного закона 3 июня 1907 года, как бы знаменовавшего собой конец революции, мирнообновленцы трансформировались в III Думе в прогрессистов. Избранный на этот раз депутатом Н.Н. Львов стал одним из их руководителей (товарищем председателя фракции И.Н. Ефремова), членом нескольких думских комиссий. В IV Думе он – по-прежнему один из руководителей прогрессистов. Таланты парламентария определили и его место в думской иерархии: в декабре 1912 – июне 1913 года он – старший товарищ секретаря, а с июня по 15 ноября 1913-го – товарищ председателя Думы, член Совета старейшин и ряда комиссий первостепенного значения. Николай Николаевич явился и одним из отцов-основа-телей общероссийской Партии прогрессистов (он возглавлял Московский комитет, игравший роль организационно-учредительного съезда партии), вошел в ее руководящие органы. От этой фракции он часто выступал в III и IV Думах по различным вопросам внутренней и внешней политики.

В 1909 году при обсуждении государственного бюджета Н.Н. Львов говорил, что правительственная власть враждебна сельскому населению, – это видно и по ее отношению к земствам. Вся сорокалетняя деятельность земских учреждений на благо населения была неустанной борьбой за осуществление своих просветительных и культурных начинаний, борьбой против бюрократической власти. Он считал, что власть теперь является не творческим живительным началом, а началом дезорганизующим и разрушающим. Правительственная власть, по словам Львова, должна создавать внешнюю силу, внешнее могущество государства. «Но не дошли ли мы до того предела, – спрашивал он, – когда постройка такого громадного военного государства на таком низком уровне хозяйственного быта представляет уже из себя опасность… Перед русской деревней, бедной, часто голодающей, была поставлена огромная мировая задача – овладеть берегами Тихого океана. И здесь мы потерпели удар, который не должен пройти для нас даром… Второе предостережение возникло в нашей внутренней смуте. Нельзя оставлять население в таком пренебрежении к его культурным нуждам. Современное государство опирается всегда на народные массы, и только тогда, когда в этих народных массах развита предприимчивая, энергичная, самостоятельная человеческая личность, только тогда государство и может быть сильно, если этого нет, напротив, наступает упадок; если вы не создаете тех условий права, в которых воспитывается и дисциплинируется масса, то у вас эта масса обращается в буйную толпу, грозную и опасную для государства. Над этим приходится задуматься, чтобы не прошли, наконец, даром те уроки, которые мы получили, которые были жестокими уроками