Павел Яковенко - Харами

— Ничего, — сказал Вася, — скоро утрамбуется, а там внизу камень. Так что все будет в порядке.

Грохот разрыва услышали все. А вот где он произошел, никто не увидел. Наши рожи вытянулись.

— Черт! — сказал Вася, — упал, сука, на каком-нибудь обратном скате.

— Так ведь дым должен быть? — я считал, что с логикой у меня все всегда было в порядке.

— Ну так где же он? — очень ядовито спросил меня Рац, как будто это я был во всем виноват.

— Да ладно, тебе, Вася. Давай сократим дистанцию.

Следующую мину мы запустили из расчета на двести метров ближе. Результат был аналогичен первому запуску. В течении двадцати минут мы сделали еще три выстрела. Место разрыва пыталось высмотреть уже человек тридцать — почти все офицеры, весь наш личный состав, и прибежавшие на необычное столпотворение темные личности из пехоты. Да что говорить, подтянулся сам Скрудж — и это было особенно неприятно, потому что довольно скоро он стал очень странно на нас с Васей посматривать.

На двадцать седьмой минуте стрельбы и шестом выстреле одна из мин упала на пристреливаемую дорогу, и это заметили все.

— Стоп! — заорал Вася. — Установки для стрельбы не трогаем! Не трогаем — я говорю! Все отошли!

Вася отчаянно мне подмигивал, но вполне мог бы и не делать этого. Я не настолько туп, как кажусь некоторым. Я прекрасно понял, что седьмой наш выстрел уйдет в белый свет как в копеечку.

Это была обычная циркуляция воздушных потоков. Если на равнине мина, поднимающаяся вверх, пребывает практически в однородной воздушной среде, и она не изменяет ее полет по сравнению с расчетной траекторией, то в горах массы воздуха имеют намного более сложную структуру. Слои, через которые летит наша мина, движутся в разных направлениях, имеют разную температуру, плотность и кучу других, не менее важных, отличий. Но это не самое мерзкое. Самое мерзкое состоит в том, что этот слоеный пирог непрерывно меняет консистенцию. И через десять — пятнадцать минут казалось бы тщательно выверенные установки прицела направят мину в другую, хорошо если не противоположную, сторону.

Но, честно говоря, объяснять все это капитану Скруджеву нам не хотелось. Он, скорее всего, просто с ходу обвинил бы нас в некомпетентности, и не упустил бы случая сказать об этом на самом высоком ареопаге — на ПХД, на совещании у майора Дагестанова. Очернить человека легко, а вот обелить его — задача значительно более трудная, и не всегда решаемая. Есть же такая поганенькая пословица: «Дыма без огня не бывает». К вашему сведению, бывает, и еще как!

Сделай мы еще один выстрел, и снова мина исчезла бы в неизвестном направлении. А так: цель пристреляна, установки готовы — пусть все стоит в первой готовности, а там, может быть, это все и не понадобится. В крайнем случае, сошлемся на изменение погоды.

Когда толпа зрителей рассосалась, Вася повернул бледное лицо свое к Семену и прошептал:

— На тебя, Сэм, вся надежда. Твои пушки бьют по прямой, от цели не отклоняются. А мы… В общем, сам все видел.

Семен издевательски захихикал, на что Вася по-настоящему обиделся. Насупился, и замолчал, сверкая исподлобья своими черными хохляцкими глазами.

— Эх, минометчики хреновы, — продолжал куражиться Сэм, — вам бы только местное население пугать. Типа, куда упадет следующая мина? Чью кошару накроет на этот раз? Вы, похоже, на посланцев судьбы тянете: шел — шел мирный человек, никого не трогал, а тут минометчики стрельбы проводят. Они хотя и целились в противоположную сторону, но мина так легла, что убила прохожего. Судьба — с!

По Васиному лицу я понял, что он пытается найти какое-нибудь едкое возражение, но масть не шла, и сказать ему было нечего. Я же вообще старался помалкивать после той истории с загубленной ступицей.

Как бы то ни было, позавчерашний эпизод пулей проскочил у меня в мозгу, а я все также лежал на холодной земле, оперевшись на левую руку и поджав ноги. Несколько далее меня в мелком окопе, неплохо, правда, обложенном камнями, разместился водитель Зерниев. Возле него лежала приличная куча гранат.

Меня одновременно посетили две мысли: первая — откуда у друга Зерниева столько боеприпасов? И вторая — неужели он и в правду думает, что кто-то осмелится атаковать нас с фронта, взбираясь по травянистой круче? Это было бы чистым безумием для любой армии. Ну, разве что Красная Армия могла бы так атаковать. Брали же в финскую войну линию Маннергейма лобовыми ударами.

Пока я размышлял об этом, автоматически изучая темноту перед собой, Поленый исчез. Его исчезновение объяснилось буквально через пару минут. Наша доблестная артиллерия открыла огонь. Смею заверить, что если вы находитесь немного впереди линии размещения орудий, то звук выстрелов вполне терпим. А для меня он в эту минуту вообще звучал как музыка. Это было нечто! Потому что Вася тоже скомандовал огонь.

Больше чем уверен, корректировать стрельбу он даже и не пытался. Впрочем, для противника, если он там был, такое дело было еще опаснее, чем прицельная стрельба. Угадать, где упадет наша следующая мина, не представлялось возможным. Одно это должно было навести на чехов дикий ужас.

Лично мне делать было просто нечего. Тогда я перевернулся на спину, и уставился на звездное небо. В конце концов, это просто романтично — смотреть в звездное небо, ощущать блики света от выстрелов и слушать могучую симфонию канонады.

Вглядываясь вниз, в сторону озера, я видел вспышки батареи Шевцова. Причем стреляли они куда-то за озеро, в сторону бывшего дома отдыха. Меня это несколько позабавило, но не удивило. Честно говоря, за время службы в армии удивляться чему бы то ни было я как-то незаметно для себя разучился.

Повернув голову направо, я немного поглядел на огненный хоровод третьего блока. Там тоже ничего интересного не было. Тогда я опять уставился в небо, и начал высматривать Большую Медведицу. Всегда, когда я смотрел на звезды, то искал это созвездие. Помню, в 8-м классе на меня напала страсть к астрономии: я читал книги, лазал на крышу сарая с биноклем и выискивал первые звезды. Теперь, думая об этом, я не мог понять — зачем мне это было нужно? А может быть, в этом и был смысл — заниматься чем-то не потому что надо или выгодно, а просто потому, что нравится и интересно? Помню, как гордился тем, что смог обнаружить в какой-то точке неба туманность. Ориентиром для последующих поисков мне служили ветки нашей старой яблони… Нет уже этих веток… А Млечный Путь… Почему его россыпь призывает впасть в сладость безумия, почему оно так затягивает в себя? В чем загадка звездного неба? Может быть, скрытые до времени пласты сознания намекают, что рано или поздно любому человеку придется пойти этим путем? Куда?..