Озаренные - Леонид Михайлович Жариков
Стемнело. Засверкали звезды. Луна сеяла серебристо-призрачный полусвет.
В рудничных поселках, на улицах, в парках по-осеннему тихо. Лишь возле шахты на просторной площади звучит репродуктор. Из Москвы передают песни революции. Хор молодых голосов негромко и задушевно поет:
Там, вдали за рекой,
Уж погасли огни...
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала.
Всю ночь до рассвета плавала, ныряла в облаках полная луна. А когда замерцала на востоке бледная полоса зари — застрекотал на скошенном поле трактор. Он готовил землю под новый посев.
Осень — пора плодов. В эту пору все чаще и неспокойнее задувает ветер. У него свои дела: он расселяет по земле семена растений. Давно отцвели травы, ветер разнес их семена. Далеко разлетелось от материнского дерева крылатое семя кленов, летят по ветру стручья белых акаций, катятся по полю сухие шары перекати-поля, они мчатся, подпрыгивают и щедро сеют семена на своем пути.
Хорошо. Земля это любит: пали семена в землю — продолжается жизнь...
ЭТО БЫЛО В КРАСНОДОНЕ
Сердце твое лишь на мить
зупинилось
И знову в безсмертi
забилось, забилось.
Г. Кривда
Стояла поздняя осень, шли затяжные, беспросветные дожди, и дорога на Краснодон разлилась точно река: машины застревали в липкой, невылазной донбасской грязи.
Казалось, ничто не могло двигаться в такое ненастье: укрылись в гаражах машины, спрятались в домах люди. В ночном небе сквозь монотонное хлюпанье теплых дождевых струй слышалась тревожная перекличка диких гусей.
Птицы улетали в теплые края и были застигнуты непогодой. Всю ночь грустные гортанные крики то затихали, удаляясь, то снова возникали где-то низко, над самыми крышами. Порой думалось, что над городом в ночи кружат одни и те же птицы. Может быть, они сбились с пути или коршун разметал стаю — и вот летают гуси, кличут матери детей...
Только на рассвете мы узнали, что так на самом деле и случилось: большая стая гусей, отбившись от главной массы, всю ночь летала над Краснодоном. Кто-то видел, как птицы садились в балке Сухой дол и только утром опять улетели. Немало их погибло в то горькое непогодье...
Случай с перелетными птицами чем-то напоминал мне краснодонскую трагедию, когда, вдруг лишившись партийного руководства, брошенного фашистами в застенок, горстка уцелевших от ареста комсомольцев-подпольщиков стремилась вырваться из кольца врагов. Они то уходили из Краснодона, стремясь пересечь линию фронта, то, наткнувшись на преграду, возвращались обратно. Немногим из них удалось тогда спастись.
Утром мне показали место казни молодогвардейцев. Над стволом заброшенной шахты № 5 громоздился жутким памятником взорванный копер. Его перекрученные стальные балки, точно заломленные от боли руки, поднимались к небу в молчаливой мольбе. Старый террикон скорбно возвышался неподалеку. Порода на его морщинистых склонах стала от времени бурого цвета, а на вершине ярко-багровая, точно кровь, стекавшая потоками до самого низа.
Трудная доля досталась юным героям. В одну ночь они пережили слишком много: жаркую радость несломленного духа, боль измены, звериную месть врага и гибель надежд.
Тогда все еще было свежо в памяти: и война и вся героическая, гордая эпопея краснодонцев-подпольщиков, и каждый клочок земли в этом маленьком шахтерском городке, казалось, хранил в себе их бессмертие.
И вот я снова в Краснодоне. С трудом узнаю старые приметы, да и не осталось их почти.
От самого Ворошиловграда до Краснодона и дальше, к берегам Донца, пролегла гладкая, голубая под слепящим солнцем асфальтовая дорога.
При въезде в Краснодон, сразу же за шахтой № 2-бис имени «Молодой гвардии», там, где раньше была степь, теперь стояли дома, целая улица красивых двухэтажных, с балконами, новых домов.
В центре города, возле школы имени Горького, где учились многие краснодонцы-подпольщики, на просторной площади воздвигнут величественный памятник из бронзы и гранита. На круглом шестиметровом пьедестале — пятеро юных героев, боевой штаб «Молодой гвардии» — Олег Кошевой, Ульяна Громова, Сергей Тюленин, Любовь Шевцова, Иван Земнухов, — замерли неподвижно под знаменем Родины, как вечные часовые.
Суровы лица отважных. Поднял трепещущее на ветру знамя Олег Кошевой, прижала к жаркому сердцу полотнище знамени, припав, как в клятве, на колено, Уля Громова. Устремил вдаль свой гневный взгляд Сергей Тюленин. Порыв борьбы в облике Любы Шевцовой. Спокоен и решителен Иван Земнухов.
...С волнением входишь в музей «Молодой гвардии». Под стеклом витрины беленькая блузка Нины Старцевой, старательно вышитая голубыми и черными нитками по воротничку. И тут же самодельный кинжал, принадлежавший этой девушке. Должно быть, нашла она этот кинжал в земле, а может быть, подарил кто-либо из мальчишек в трудную минуту жизни. Кинжал плохонький, конопатый от ржавчины, но аккуратно вычищен, и вместо истлевшей старой рукоятки выстругана новая — грозное оружие вчерашней пионерки. Девушка не могла примириться с фашистской неволей и готовилась к смертному бою. Тем, кто остался в тылу врага, вместе с оружием вручали судьбу Родины — ее честь, ее будущее, всю ее, родную до слез, добрую и строгую мать-Родину. Как же было не сражаться и не идти бесстрашно на смерть за нее!
Немые документы времени! Если вдуматься в них — какая глубина нерассказанного вдруг откроется сердцу, и видишь за молчаливыми вещами живую жизнь, оборванную в самом начале.
Вот большая, во всю стену, картина — Олег Кошевой перед палачами. Четверо гитлеровцев сидят за столом в камере пыток, а перед ними со связанными руками, в разорванной рубахе стоит гордый комиссар «Молодой гвардии» шестнадцатилетний Олег Кошевой. Гитлеровцы смущены железной выдержкой юноши. Один из них мрачно опустил голову, будто задумался.
С особой лютостью фашисты истязали коммунистов, надеясь, что при виде их мучений комсомольцы струсят и расскажут все. Но стойкость отцов была для молодежи примером. Евгений Мошков под пытками крикнул врагам: «Вы можете меня вешать! Слышите? Все равно не заслонить солнца, которое взойдет над Краснодоном!»
Не всякая смерть есть трагедия и поражение. Их смерть была победой.
* * *
Каждой весной на могилах комсомольцев-подпольщиков распускаются цветы. И растет на земле Краснодона новое поколение борцов. Кто же они, наследники героической славы?
Установилась традиция —
