Евгений Харитонов. Поэтика подполья - Алексей Андреевич Конаков
Впрочем, Театр-студию киноактера нельзя назвать совершенно скучным учреждением; с Харитоновым здесь работают и Игорь Ясулович, и Руслан Ахметов, и Валентин Грачев с Викторией Радунской (ставшие к тому моменту мужем и женой), а также – Людмила Марченко, Алла Будницкая и Клара Румянова – актрисы, в разное время навлекшие на себя гнев Пырьева и потому отлученные от съемок в кино. Здесь по-прежнему исполняют пантомимы Румнева, здесь же играет знаменитый Эраст Гарин. Кроме того, Театр-студия является важной площадкой дубляжа иностранных фильмов и местом, где подбирают актеров многие кинорежиссеры. Харитонов попадает на съемки редко (сам себя он иронично аттестует как «артиста на фотопробы»[204], дальше которых дело обычно не заходит), и все же в 1964 году на экранах появляются две кинокартины с его участием – «Большая руда» Василия Ордынского и «Сокровища республики» Ивана Правова; эпизоды с Харитоновым очень коротки и во втором случае его имя даже не указано в титрах. Несмотря на столь скромные успехи, нельзя исключать, что в будущем Харитонов вполне мог бы повторить судьбу своего ближайшего друга, Игоря Ясуловича – проработавшего в Театре-студии киноактера тридцать лет и сумевшего постепенно стать одним из самых любимых и узнаваемых актеров второго плана в советском кино.
Но обстоятельства сложились иначе.
Летом 1964 года к Харитонову обращается товарищ по расформированному Эктемиму Александр Орлов[205]. Орлов уже полгода работает во ВГИКе ассистентом Румнева – и теперь зовет на кафедру пантомимы Харитонова. Отношение самого Румнева к Харитонову скорее враждебно; так, в написанных по горячим следам после гибели Эктемима мемуарах Румнев (отнюдь не забывший про «художественный совет») именует Харитонова не иначе как «подпевалой» и «сателлитом» Валерия Носика[206]. Однако на руку Харитонову играют два обстоятельства – во-первых, в 1963 году он публично извинился перед Румневым, признав свою неправоту[207]; во-вторых, Румнев уже практически не участвует в организации учебного процесса, появляясь в институте лишь изредка, на экзаменах и отчетных выступлениях (собственно, это основная причина, по которой Орлов, вынужденный заниматься со студентами в одиночку, ищет себе помощника)[208]. Харитонов соглашается – и с осени 1964 года начинает совмещать работу в Театре-студии киноактера с преподаванием «пластической культуры» во ВГИКе.
Второй приход Харитонова во ВГИК означает и освоение нового ремесла (в отличие от Орлова, успевшего поставить в Эктемиме «Маленькую драму» и «Рисунки Бидструпа», Харитонов до сих пор никогда не придумывал пантомим), и существенное расширение круга общения. По-прежнему очень приветливый и остроумный, Харитонов стремительно обрастает знакомствами. В январе 1965 года начинается его многолетняя дружба с Марианной Новогрудской, дочерью известного журналиста Герцеля Новогрудского, окончившей знаменитую МСХШ, работавшей в художественных мастерских МХАТа, а в 1964-м поступившей во ВГИК, чтобы изучать режиссуру мультипликационных фильмов под руководством Ивана Иванова-Вано[209]. Почти всем студентам мастерской Иванова-Вано нравятся занятия пантомимой, однако Новогрудскую Харитонов подкупает литературой – постоянной декламацией стихов Анны Ахматовой и Марины Цветаевой[210]. В свою очередь, у Новогрудской теплые отношения с Паолой Волковой[211], преподающей во ВГИКе историю искусств и пытающейся объединять интересных людей; к кругу Волковой, этому «культурному Олимпу» ВГИКа, близки Андрей Тарковский, Полина Лобачевская, Мария Розанова и многие другие[212]. Кроме того, в конце 1965 года, после триумфа «Обыкновенного фашизма» во ВГИК возвращается Михаил Ромм[213] – в его мастерской среди прочих заканчивают обучение Никита Михалков и Сергей Соловьев. Бурлящая вгиковская атмосфера очевидно импонирует Харитонову; и хотя в 1965 году он (через Театр-студию киноактера) снимается еще в трех кинофильмах (проходном «Пакете» Владимира Назарова, странном «Арбузном рейсе» Леонида Марягина и действительно популярном «Время, вперед!» Михаила Швейцера), именно работа институтского преподавателя кажется Харитонову все более и более предпочтительной. Способствует этому и смерть Александра Румнева 12 октября 1965 года, после которой Харитонов и Орлов наконец становятся полноправными хозяевами на кафедре пантомимы.
Модная артистическая жизнь, захватившая Харитонова (его хвалит Михаил Швейцер, поддерживает Михаил Ромм, ценит Борис Бабочкин, привечает Паола Волкова), не означает, однако, изоляции от мира в цитадели «высокой культуры». Главный кинематографический вуз страны слишком тесно связан с большой политикой – в это время ощутимо меняющейся. После удаления Хрущева на Пленуме ЦК КПСС 14 октября 1964 года руководство партии берет курс на своего рода «просвещенный консерватизм» и принимается осторожно выстраивать (вместо невозможного отныне культа великой личности) культ великого прошлого: «Историю страны в XX веке теперь полагалось праздновать как череду блестящих побед, а не переосмысливать как трагический источник скорби и коллективной памяти о человеческом страдании»[214]. Начинается так называемая эпоха юбилеев (1965–1970); фильм «Время, вперед!» с участием Харитонова, приуроченный к пятидесятилетию Великой Октябрьской революции (1967), – характерная примета новой «юбилейной» идеологии. Самой важной датой, впрочем, становится двадцатилетие Победы в Великой Отечественной войне – именно с 9 мая 1965 года этот праздник станут отмечать ежегодно и все более пышно, и именно в контексте этого юбилея Брежнев публично и доброжелательно упомянет имя Сталина (как творца Победы)[215]. В феврале 1966 года Михаил Ромм подпишет громкое «письмо двадцати пяти» против косвенной реабилитации Сталина; тогда же завершится печально известный процесс Андрея Синявского и Юлия Даниэля, которые получат семь и пять лет лишения свободы соответственно – за псевдонимную публикацию своих произведений на Западе. Знакомая Харитонова и жена Синявского Мария Розанова, работавшая в изокабинете ВГИКа, будет тихо уволена из института[216]. Под шум юбилейных торжеств в ЦК КПСС идет темная аппаратная борьба – сперва между Брежневым и Александром Шелепиным, потом (после ослабления Шелепина в 1967 году) – между консервативными и либеральными сподвижниками самого Брежнева. Консерваторы вроде Николая Подгорного и Сергея Трапезникова имеют больший вес, и все же новую эпоху нельзя назвать по-настоящему мрачной. Брежневская ресталинизация, поначалу так напугавшая интеллигенцию, в итоге оказалась чистой риторикой – удобным способом размежеваться с импульсивностью хрущевизма и обратить внимание общества на экономическую стабильность, бережное отношение к кадрам, заботу о материальных нуждах людей, ценности частной жизни. Восьмая пятилетка 1966–1970 годов (в рамках которой запущена и многообещающая косыгинская реформа) станет одной из самых успешных за всю историю СССР; реагируя на рост благосостояния граждан страны, государство пытается производить все больше товаров народного потребления («товары группы Б»);
