Молния. История о Мэри Эннинг - Антея Симмонс
Я знала, что это значит. Матушка хотела опять завести ненавистный мне разговор. Я остановилась подле нее, но садиться не стала, хотя она выразительно похлопала по сиденью.
— Иди ко мне, дочурка. Какая ты уже большая! У меня славные новости! — провозгласила она и попыталась притянуть меня к себе.
Я высвободилась из ее объятий, гадая, что же будет дальше.
— О, Мэри! Весной у тебя появится маленький братик. Или сестренка. Слава Божьему милосердию! — сообщила она, поглаживая себя по животу.
Так вот что у нее за новости. Скоро на свет появится новый человек. Новый рот, который нужно будет кормить.
Наверное, у меня вытянулось лицо, потому что матушка поспешно добавила:
— Когда у тебя появятся свои дети, ты меня поймешь, Мэри.
Я пропустила ее слова мимо ушей. На детей уходит столько денег и времени! Я уже давно решила, что не стану их заводить, — некогда мне. А еще решила говорить лишь о том, что интересно мне самой.
— Я сегодня видела, как угрю… морскому угрю… отрубили голову. А тело уползло в море… прямо так, без головы… Так вот, череп я заберу себе. Гарри разрешил.
Матушка вздохнула и покачала головой:
— О, Мэри… Что с твоей бедной головушкой сделала эта гадкая молния? Какое же ты у меня диковинное создание.
Я улыбнулась. Мне нравилось быть странной, нравилось, что все вокруг обыкновенные, а я нет. Еще бы. Ведь я ученый, пускай и втайне.
***
В ту неделю погода окончательно испортилась. На побережье обрушились октябрьские бури, да такие мощные, каких наш край не видывал уже много лет. Море было то серым, то черным, то зеленым, то снова черным. Оно ревело, стонало и с силой билось о Кобб. Дождь лил как из ведра. Река Лайм вновь вышла из берегов и устремилась к морю, заполонив собой Кумб-стрит.
Отец запретил мне ходить на поиски окаменелостей — причем не только в одиночку, но и вместе с ним!
— Особенно теперь, когда ты осталась одна-одинешенька, — подмигнув мне, заметил он. — Да-да, моя маленькая Молния! Не думай, что я не знаю о твоем сообщнике! Как бы там ни было, он уехал и ходить на побережье теперь слишком опасно. Ужасно опасно. Твоя матушка ни за что меня не простит, если я тебя отпущу. Так что будь умницей. Рассортируй-ка лучше для меня все наши находки. Я покажу тебе, как пользоваться зубилом, и тогда ты сможешь сама зачищать наши диковинки.
Он поставил передо мной большое ведро с камнями, которые отыскал утром после одной из самых сильных бурь за последние дни.
— Вот. Я не могу отпустить тебя в горы, но представь, что они сами пришли к тебе в гости. Поглядим, как ты справишься. А вечером я еще что-нибудь принесу. Бури — наши помощники! Сколько богатств они нам дарят!
Значит, снова был страшный обвал и идти туда очень опасно. Но сколько же сокровищ выкинуло на берег!
— Нет, Мэри. И не надейся меня переубедить, — сказал отец, заметив мой взгляд. — Тебе со мной нельзя. Оставайся дома. Я дал твоей матушке обещание и не могу его нарушить. Ты же у меня умница.
— А можно я схожу к Гарри и заберу у него череп угря? — спросила я. — А то вдруг он подумает, что череп мне больше не нужен.
— Завтра. Если пойдешь сегодня, матушка решит, что ты ушла со мной, и ее уже не переубедишь.
— Разве она не знает, куда ты идешь? — спросила я.
— В том-то и дело, что нет. Не вздумай ей рассказывать, моя Мэри, а не то она сварит меня заживо!
Он взъерошил мне волосы, взял свой мешок и направился к церкви и прибрежной тропе.
Надо было напомнить ему об опасности, попросить беречь себя, но в тот миг я об этом не подумала.
Я взяла молоток, налила воды во второе ведро и села у порога. А потом начала разбирать комья глины и камни. У меня получилось три кучки. Слева я положила «пустышки», в которых, на мой взгляд, точно ничего не было. Справа — камни, в которых наверняка таились сокровища. А посередине — те экземпляры, которые еще надо было проверить. С этой-то кучки я и начала.
С каждой находки я первым делом смывала грязь, а потом осторожно била по ней молоточком. Итого три «крокодиловых зуба» и один «чертов палец». Судя по всему, у чертей бессчетное множество рук — или пальцев, потому что мы с Генри нашли их более сотни! Чем не научное доказательство, что на самом деле никакие это не пальцы?! Некоторые наивно зовут их «громовыми стрелами», но уж я-то в молниях понимаю куда больше и могу вас заверить, что для громовых стрел они маловаты. Еще я нашла щиток — такой же, как в тот раз, когда отец впервые взял меня с собой на берег. Только сейчас он меня совсем не восхитил.
В той кучке не обнаружилось ничего особенно ценного, но я все равно вымыла все находки и отложила их в сторону.
Я долго думала, за что же мне приняться дальше. Что будет приятнее? Отыскать сокровища там, где я и не ожидала их увидеть, или ничего не найти в кучке, где, как подсказывало чутье, непременно должно лежать нечто ценное? И то и другое совсем не радовало. И то и другое означало бы, что чутью доверять нельзя. В душе замерцала слабая искорка страха, и вдруг все кругом помрачнело, словно на небо набежала черная туча.
Мной овладело странное чувство. Временами, когда на матушку нападала дрожь, она говорила: «Гусь прошел по моей могиле». Эта поговорка всегда казалась мне страшно глупой, потому что ни в какой могиле матушка не лежала, а если бы и лежала, с какой стати ее потревожило бы появление гуся?! Но в тот миг я почему-то сразу вспомнила об этой птице. Мне живо представился гусь, который пристально глядит на меня желтыми глазами, но вскоре это видение рассеялось.
Начался дождь. «Чертовы пальцы» быстро намокли и заблестели. Казалось, они вот-вот расползутся в разные стороны. Я торопливо собрала их в подол и юркнула в дом.
Матушка стояла у стола, неподвижная, как статуя, и смотрела на меня невидящим взглядом.
— Матушка? — позвала я ее.
— Мэри! — наконец она меня заметила. — Только что по моей могиле прошел гусь!
Я не верю в чертей и призраков, не верю людям, которые заявляют, что умеют предсказывать будущее или еще какую-нибудь ерунду, но от матушкиных слов по спине пробежал холодок. От страха меня даже замутило.
Матушка заметила, как изменилось мое лицо после ее слов. Она тут же кинулась ко мне и едва не задушила в объятиях, а ведь я их, как вы уже знаете, не слишком люблю. Но я не стала вырываться, хоть объятия и оказались такими крепкими, что было трудно дышать. Окаменелости, которые я прижимала к себе, больно врезались в кожу. От матушки пахло луком, а еще от нее исходил какой-то противный кисловатый запах — так иногда пахнут носки Джозефа, — и потому я затаила дыхание. Через минуту-две матушка меня отпустила. Я пошатнулась, и щиток с «чертовыми пальцами» полетел на пол. Но не успела я собрать рассыпавшиеся окаменелости, как матушка схватила меня за плечи и заглянула мне в глаза.
— Мэри, где твой отец? — строго спросила она.
— А если скажу, ты и впрямь его заживо сваришь? — спросила я. Мне страшно хотелось угодить им обоим.
Матушка сощурилась и отпустила меня.
— Небось, он снова на этом проклятом побережье?! Опять камешки свои собирает, не ведая забот, а я сиди дома и дожидайся его, сходи с ума от беспокойства! Ну что за человек такой! Так бы и пришибла, ей-богу!
Мне не терпелось заметить, что если матушка и впрямь хочет его пришибить, то даже хорошо, что он не возвращается домой, но я вовремя прикусила язык.
Матушка сорвала с себя фартук, швырнула его на пол — да с такой силой, что в воздух поднялось облачко пыли, — а потом принялась пинать окаменелости, разметав их по всей кухне. Я внимательно следила за тем, куда разлетались наши находки, потому что хотела потом их собрать. Оставалось только надеяться, что
