Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Сразу же по приезде в Дублин Дигби назначил себя главным организатором политики короля в Ирландии. Он попеременно расточал свое несравненное обаяние на Совет Ормонда, на лидеров конфедератов в Килкенни и – правда, менее успешно – на недоверчивого нунция. К большому раздражению Гламоргана, ему удалось получить от конфедератов деньги, корабли и отряд в 300 человек, с которыми он отплыл на Джерси, чтобы забрать оттуда принца Уэльского. Прибыв на Джерси, Дигби обнаружил, что советники принца не желают отпускать его в Ирландию. После скандала с Эдвардом Хайдом, предположившим, что Дигби хочет похитить принца, он отплыл во Францию, чтобы проконсультироваться с королевой, оставив свой ирландский отряд на острове без гроша на содержание.
Во время своего краткого пребывания в Париже Дигби озарил двор королевы ослепительными лучами надежды. Он заверил ее, что договор с Ирландской Конфедерацией заключен и что вскоре они отправят 12 000 человек к Монтрозу в Шотландию, в то время как Аргайл без промедления присоединит своих Кемпбеллов к этой новой ирландско-горской армии. Окрыленный верой в эти химеры, он смог с большой убедительностью сказать кардиналу Мазарини, что французская корона ничего не потеряет, поддерживая короля Карла, который правильным путем идет к восстановлению своей власти, опираясь на совместную помощь ирландских католиков и шотландских ковенантеров. Но Мазарини не обманывался. Из мрачных сообщений французского посланника он знал, как плохо приняли короля шотландцы, но его все сильнее беспокоило, как бы окончательный разгром короля и становление агрессивной английской республики не причинили вреда Франции. В то же время он видел удачную возможность получить стратегический плацдарм на ирландском побережье. В результате Мазарини согласился помочь королю, если лорд-лейтенант Ормонд заключит реальный альянс с конфедератами. Дигби завершил свои дела, встретившись с папским нунцием в Париже и попросив его употребить свое влияние для отзыва Ринуччини, поскольку его вмешательство только вредит королю, а значит, и делу ирландских католиков.
На обратном пути в Ирландию Дигби снова высадился на Джерси, исполняя просьбу королевы отправить сына к ней. Это вызвало такие резкие возражения в Совете принца, что тот прервал совещание. Теперь, когда ему исполнилось шестнадцать, он взял дело в свои руки и, действуя в соответствии с письмом от отца, тайно полученным им 11 месяцев назад, решил воссоединиться с королевой. 25 июня принц отплыл во Францию, в то время как не согласные с этим советники остались на Джерси, где Эдвард Хайд уже начал работу над своей «Историей восстания».
В начале июля лорд Дигби вернулся в Дублин, где сообщил Ормонду, что раз король в плену, то отныне следует считать королеву осуществляющей его власть по всем вопросам политики. Для обеспокоенного лорда-лейтенанта важнее было узнать, что Франция пообещала помощь, если он сможет заключить договор с конфедератами. Это обещание, которое полностью подтвердил французский посланник в Килкенни, склонило значительное число лидеров конфедератов в пользу договора Ормонда.
К несчастью, в то же самое время Гламорган получил от короля обещание безоговорочно отдаться в руки нунция и воспринял это как прямое подстрекательство к отказу от договора Ормонда и замену его тем самым договором Гламоргана, который до этого был отвергнут. Таким образом, Карл сам становился инструментом разрушения альянса с Ирландской Конфедерацией, который родился на свет в результате почти трехлетней кропотливой работы Ормонда. 30 июля Ормонд официально завил в Дублине, что лорд Маскерри и его соратники, вопреки мнению нунция, ратифицировали этот договор. Казалось, ирландская армия наконец-то готова плыть в Англию, и, поскольку роялист сэр Джон Оуэн все еще удерживал порт Конвей, у них было подходящее место для высадки. Но Ринуччини с зимы обрабатывал ирландское духовенство с целью не допустить принятия этого договора народом и с немалым искусством играл на склоках и разногласиях в Высшем совете. И вскоре Ормонду суждено было узнать, что подписание договора Маскерри и другими лордами – еще не гарантия, что он будет одобрен конфедератами.
Все это время король в Ньюкасле тянул время, продолжая приводить Хендерсону свои беспорядочные религиозные аргументы. В один из жарких июльских дней к нему приехал герцог Гамильтон. Их примирение после долгого заключения Гамильтона вышло неловким. Оба терялись, краснели, запинались и замолкали, но, когда первоначальное смущение прошло, Карл подозвал Гамильтона, и за полчаса разговора они, казалось, восстановили прежнюю дружбу. К аргументам священников Гамильтон добавил дипломатическую убедительность: стоит королю согласиться с пресвитерианской системой церковного управления, и шотландцы помогут ему добиться от победоносного английского парламента более выгодных условий по всем остальным вопросам.
Совет Гамильтона не стал неожиданным. Мольбы супруги и французское правительство давили на короля еще сильнее. Мазарини встревожила неудача миссии Монтрея, он воображал, что уважение к Франции заставит ковенантеров следовать указанному им курсу и объединит их с королем. Их поведение он отчасти приписывал неопытности Монтрея, поэтому теперь он отправил в качестве чрезвычайного посла пожилого Жана де Бельевра с указаниями в обтекаемых выражениях намекнуть шотландцам, что они сильно задели Францию и им предстоит столкнуться с враждебностью их бывшего союзника, если они не умерят свои требования к несчастному королю. В остальном Мазарини поручил Бельевру усердно потрудиться, чтобы углубить раскол между пресвитерианцами и индепендентами. Он был уверен, что спасение короля нужно искать именно в этом, а спасти короля необходимо. Английская республика, которая с большой вероятностью оказалась бы достаточно сильной, чтобы обложить своих подданных налогом для ведения морской войны, стала бы гораздо более неудобным соседом, чем пристыженный обедневший английский король.
Мазарини хотя и переоценивал дипломатическое и силовое влияние Франции, но рассуждал как практичный государственный деятель, рассматривающий и взвешивающий реальные опасности и реальные возможности. Однако королеве Генриетте позволили добавить свой совет к тем указаниям, которые были даны Бельевру. Вслед за Дигби бедная женщина заявила, что если бы Карл принял пресвитерианство, то с легкостью объединил бы ковенантеров, ирландцев и Монтроза в общей борьбе за него. Если же это не получится, тогда нужно, чтобы индепенденты порвали с пресвитерианцами и объединились с ирландцами и горцами Монтроза. Ее идеи были так же далеки от реальности, как и идеи ее супруга. Похоже, они были не способны понять, что никакими силами невозможно заставить ирландцев и ковенантеров вступить в союз друг с другом. Единственная разница между королевой и ее супругом заключалась в том, что король, хотя и не предполагал в своих советчиках особой щепетильности в вопросах веры, но сам был весьма щепетилен. Королева, со своей стороны, считала, что таких проблем нет ни у шотландцев,
