Воспоминания жены советского разведчика - Галина Александровна Курьянова

мальчики-спортсмены. Видимо, судьба уже тогда вела меня по пути к супругу-военному. Так вот, нас сразу приметили спортивные мальчики, причем где-то 20-21 году. Мне и Лидке ужасно льстило, что за нами ухаживают «взрослые». В свои 16 лет мы выглядели на все 18 и не разубеждали своих кавалеров, что мы не взрослые девушки, а подростки-писклюшки, и нас это ухаживание страшно забавляло. В чём же тогда заключалось ухаживание: очень чинные приглашения в кино с робким держанием за руку, на танцы (ты должна танцевать только с ним, что довольно скучно), в театр и даже в кафе. Самым престижным было приглашение в кафе «Колос», где были необыкновенно вкусные пирожные, конфеты, кофе, душистые ростовские бублики с маком. «Золотой Колос» до сих пор существует в Ростове и держит свою марку – крепкий ароматный кофе, нежные и разнообразные пирожные плюс замечательные ростовские бублики, горячие и мягкие. В ресторан молоденьких девушек приглашать было не принято, «иззя»!, нельзя и все! – неприлично. Но приглашение в кафе мог себе позволить все-таки денежный кавалер, это был уже пик ухаживания и надежда на поцелуи. Тогда в моем окружении очутились такие знаменитости, как Лев Мухин, Виктор Понедельник, какой-то 22-летний боксер, молодой мастер спорта. Меня-то забавляло и льстило внимание юношей, но их подобные бесплодные ухаживания быстро расхолаживали. Эти дети-мужчины не понимали, что мы, девчонки-подростки, только прикидываемся взрослыми, и пытались увлечь нас более-менее взрослыми отношениями, которые мы еще не воспринимали, просто не доросли до них. Сами же эти 20-летние мальчики были очень инфантильны и многие имели средний уровень интеллекта. Виктор Понедельник, замечательный футболист, быстро отшился – какая-то странная девчонка, видно решил он, тем более девиц возле него было видимо-невидимо разных возрастов и вкусов. Но скорее всего это произошло после признания, как я ему нравлюсь; если хотите, это было завуалированное объяснение в любви. Объяснялся он, примерно, таким образом (кстати, голос у него был монотонный, медленный лишенный какой-либо эмоциональной окраски, словом, занудный): «Знаешь, Гала, ты мне очень нравишься»… Пауза…

На что Гала заинтересованно и быстро спросила: «А как? Как?» Надо же было что-то рассказать подружкам. Он стал так же монотонно перечислять, как я ему нравлюсь: «Ну, вот ложусь спать – о тебе думаю (теперь-то я представляю эти думы, а тогда сама подумала, а чего думать-то во сне?); встаю, надеваю (нет, я точно помню, он сказал «одеваю», по этим глаголам нас здорово гоняла русистка) носки! – о тебе думаю, ем суп – о тебе думаю…», – и замолчал, других слов о любви он не знал, мысль его ворочалась туго. «Я старый солдат и не знаю слов любви!» Он, правда, трудился головой, часто ею очень красиво забивал мячи, но все же чаще работал ногами. Рассказывать подружкам было нечего. На следующее свидание я не пошла. Впрочем, я думаю, он и не переживал по этому поводу; он был лет на 5-7 старше своей новой знакомой, ему было с ней не менее скучно – о футболе я ничего не знала и даже не делала вид, что мне интересны там всякие пасы, угловые, подножки, подкаты, офсайды и горделивые сообщения, как он кому-то сунул под ребра или по щиколотке. Или ему сунули…

Вообще-то туповатый народ были эти спортсмены, хоть и старше меня. Вот боксер, например: гуляем по парку – прогуливаться с ними было удобно, даже поздними вечерами, их или узнавали, или боялись – он молчит…

Я пытаюсь заполнить паузу и так, и этак – молчит. Болтаю что-то о книгах, о кино, о поэзии, чего могла нахвататься из классной и внеклассной литературы, – молчит. «Ну что же ты ни одного стихотворения не помнишь?»

Он мрачно в ответ: «Тебя бы с пятнадцати лет били по голове, и ты бы не помнила».

А-а, да ну тебя! Тебя били по голове, а я причем? Меня и по другому месту не били. Да, действительно, мама иногда шлепала по попе и то в шутку. Один раз она действительно хотела меня отшлепать ремешком (то-о-о-неньким!), решила ударить по рукам, наверное, я этими руками что-то нашкодила. Замахнулась, а я – руки вверх!, замахнулась верхним ударом, а я – руки вниз! Замахнулась, а я: вверх-вниз, вверх-вниз! А т.к. на мне была стеганная безрукавочка, сшитая самой же мамой, и все удары только сотрясали воздух, а цели не достигали, то, в конце концов, мама рассмеялась и бросила ремешок. Этим мое наказание и закончилось.

Имя Лев Мухин. О! это было имя! Молодой борец. Скорее это Я на него глаз положила, чем он. Знакомство было шапочное, такие малолетки как мы, его явно не интересовали. Однако, когда он мимоходом предложил мне и Лидке билеты на соревнование борцов, мы всем девчатам в классе так небрежно, тоже мимоходом, сообщили, что, мол, вечером решили в цирк пойти, надо бы поскорее уроки сделать, вот билеты Лева достал, первый ряд.

Этот Лева был просто идиот! Можно ли приглашать девушек, да еще как он нас величал, малолеток, на борьбу да еще сажать в первый ряд? Господи ты Боже мой! Когда мы в оборочках-сборочках, бантиках и складочках, я в косах, а Лидка с аккуратно накрученной головкой появились в этом злосчастном первом ряду, то: во-первых, на нас стали пялиться какие-то мужские тупые рожи, нагло ухмыляться, глуповато хихикать, а то и откровенно ржать, во-вторых, мы сами себя сразу почувствовали явно не в своей тарелке. Но высокомерно задрав носы, мы якобы свободно и даже развязно уселись на свои привилегированные места и с независимым видом завсегдатаев борцовских баталий стали демонстративно просматривать программку. Чаще всего под такой вот развязной миной самоуверенности скрывается застенчивость и тогда развязность становится заметнее.

В-третьих, началась сама борьба…

Буквально перед нашими носами стали враскорячку кружить и ворочаться на ковре голые потные мужики, пыхтеть, сопеть и даже время от времени, мягко выражаясь, пукать. Вообще, вести себя как черти в аду и эпатировать публику. Публика же, практически все мужчины, вовсе не смущалась, а подбадривала волосатых, потных и жирных борцов воплями, в основном: «Харю, харю тяни! Яйца дави! Жми повидло! Откуси на х… нос! Пусти юшку!» И это еще более-менее цензурные. Мы сидели, закаменев. Выбраться оттуда во время соревнования было невозможно. «Девушки с оборками», по-моему, даже забывали дышать, с обмиранием ожидая перерыва.

Кое-как мы все-таки улизнули с этой кошмарной презентации силы и мужества, никому об унизительности в этот момент нашего положения (нам так казалось) не рассказывали. Единодушно решили приглашения от спортивных мальчиков не принимать и