Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Исторически очень ценны записанные на Святой Елене воспоминания Наполеона о трёх главных из монархов Европы, которые были его современниками, — сначала врагами, потом союзниками и вновь врагами. Среди них самым выдающимся, в его представлении, был Александр I: «…по своим качествам он бесконечно превосходит других европейских монархов; он обладает острым умом, тактом, большими знаниями, сумеет обворожить вас, но ему не следует доверять — он лицемерен, как типичный византиец»[2057]. Поскольку прусского короля Фридриха-Вильгельма III Наполеон считал «величайшим болваном на свете, невеждой, у которого нет ни таланта, ни знаний», император так и не понял, в чём секрет нежной дружбы между королём и царём, и удивлялся общности их интересов к пустякам. «Они воображали себя равными с лучшими генералами Европы, потому что знали, сколько рядов пуговиц должно быть на кители драгуна, — вспоминал Наполеон. — я едва удерживался от смеха, когда слышал (в Тильзите летом 1807 г. — Н.Т.), как они обсуждали всю эту чепуху с такой важностью, словно планировали предстоящее сражение между двумястами тысячами солдат»[2058]. Тестя же своего, Франца I, Наполеон характеризовал скорее с сочувствием, чем с неприязнью: «Император Австрии — добрый и религиозный человек, но тупица. Он не лишён здравого смысла, но при этом никогда сам не принимает решений; его всегда водил за нос Меттерних или кто-нибудь ещё из его окружения»[2059].
Теперь, в пожизненном заключении, император мог отрешённо, спокойно вспоминать даже о злейших своих врагах — английских министрах и военачальниках, наделяя их точными и хлёсткими характеристиками: премьер-министр У. Питт — «гений зла», сплотивший на английские деньги «агрессивные коалиции», плодами которых стали «25 лет мирового пожара»; глава британской дипломатии Р. Каслри — «визирь феодальных монархов»; герцог А. Веллингтон — военачальник, который «в своём таланте превзошёл самого себя», ибо «судьба сделала для него больше, чем он сделал для неё»[2060].
Английские верхи были по крайней мере последовательны в своей вражде к Наполеону, а вот что касается главного в Европе трио монархов (российского, прусского, австрийского), то они, будучи битыми и вступая в союз с ним, льстили и подлащивались к нему, унижая своё монаршее достоинство. Перед отъездом доктора О'Мира в Европу Наполеон попросил его связаться с Жозефом Бонапартом и взять у него личные письма Александра I, Франца I и Фридриха-Вильгельма III. Пакет с этими письмами Наполеон передал Жозефу на хранение, когда они были в Рошфоре. Теперь он так наставлял О'Мира: «Вы опубликуете эти письма, чтобы покрыть позором всех этих монархов, и продемонстрируете всему миру их жалкое преклонение передо мной, когда они выпрашивали у меня милости и умоляли не лишать их тронов. Когда я был в силе и на вершине власти, они домогались моей защиты и чести стать моими союзниками, слизывая пыль с подошв моих сапог. Теперь же <…> они подло угнетают меня, отобрав мою жену и моего ребёнка»[2061].
По воспоминаниям Маршана, Наполеон, прощаясь с О'Мира, сказал: «Ваши министры — бесстыдные люди. Когда папа римский был моим пленником, я бы скорее отдал руку на отсечение, чем подписал приказ о том, чтобы оставить папу без его врача»[2062]. О'Мира тогда не смог выполнить просьбу Наполеона: оказалось, что письма были потеряны, и только в 1939 г. (!), по данным П. Джонса (автора примечаний к воспоминаниям Маршана), они были опубликованы, хотя и не полностью, во Франции принцем Наполеоном и Жаном Аното[2063].
Всё, что написал, а главным образом продиктовал Наполеон Лас-Казу и другим на острове Святой Елены, по мнению Е.В. Тарле, «даёт понятие не об объективной исторической истинности фактов, о которых идёт там речь, но о том, какое представление об этих фактах желал Наполеон внушить потомству»[2064]. Думается, точнее было бы сказать, что всё сочинённое тогда Наполеоном служило цели, не лишённой объективности: его самооправданию перед историей. Ведь он был вправе считать себя более законным государем, чем любой из его «легитимных врагов», поскольку ни один из них не получал права на трон в результате народного волеизъявления, как Наполеон в 1804 и 1815 гг. Поэтому решение союзных монархов объявить его вне закона как «врага человечества» он считал противоправным. Собственные же, по меньшей мере спорные, решения, например расстрелять пленных турок 8 марта 1799 г. в Яффе и герцога Энгиенского 21 марта 1804 г. в Венсенне, арестовать папу римского и аннексировать герцогство Ольденбургское, он оправдывал либо роковой непредсказуемостью ситуаций, как в первом случае, либо необходимостью возмездия за покушения на его жизнь и, главное, исторической целесообразностью борьбы со средневековьем. На ту же целесообразность он ссылался в оправдание всех своих войн, исключая (не без оговорок, как мы видели) вторжение в Испанию и нашествие на Россию.
Став монархом, императором, Наполеон навсегда остался поборником социальных и политических завоеваний Французской революции и её республиканских устоев (не зря в течение пяти лет он титуловал себя «императором республики»). «Французская революция, — говорил он доктору О'Мира, — была всеобщим движением масс против привилегированных классов <…>. Главная цель революции заключалась в том, чтобы ликвидировать феодальные привилегии и злоупотребления, запретить остатки древнего рабства народа и предоставить возможность всем гражданам в равной степени служить государству. Это способствовало установлению равенства в правах. Любой гражданин теперь мог добиться успеха в своей деятельности по своим способностям»[2065]. Да, так и было во Франции при, казалось бы, неограниченной диктатуре Наполеона. Характерно, что он и в своих аналитических обзорах военных кампаний разных времён — обзорах, которые записаны на острове Святой Елены его секретарями, — всегда отмечал признаки исторического прогресса.
Едва ли в мире был хоть один истинно великий полководец, которого Наполеон обошёл бы вниманием, обозревая в изгнании на Святой Елене всю историю войн от Александра Македонского до Фридриха Великого. В древней истории его кумирами были Александр, Цезарь и Ганнибал. Наполеон считал их равновеликими военными гениями, причём Александра и Цезаря как государственных деятелей ставил выше Ганнибала, но «наиболее удивительной из них личностью», по его мнению,
