Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
Образцовая еврейская больница содержалась на благотворительные средства, большая часть которых выпадала на долю Бродских. Еврейское училище, еврейская народная библиотека и ряд других просветительных учреждений созданы были братьями Бродскими. Им, конечно, помогали и другие видные благотворители в Киеве. Нельзя упустить из виду умершего впоследствии в Париже в беженстве М.Б. Гальперина, устроившего за свой счет богадельню для стариков евреев, отдельный барак при больнице и т. д.
Бродский связан был личными отношениями с большинством генерал-губернаторов, последовательно сменявшихся в Киеве. Особенно близок он был с генералом Драгомировым, при котором число еврейских облав, проверок и выселений несколько уменьшилось. Тяжелое время пережило киевское еврейство при генерал-губернаторе графе Алексее Игнатьеве, — это был брат автора Временных правил 3 мая 1882 года. Мне известен целый ряд шагов, которые предпринимал Игнатьев перед центральной властью для усиления преследования евреев в вверенной ему области. Я в свое время упомяну об его настойчивости в требовании признания применимости Положения об усиленной охране с предусмотренными в них административными взысканиями, вплоть до трех месяцев тюрьмы, к евреям, лишенным права жительства вне городской черты и в самом Киеве. Несомненно, антисемитизм некоторых генерал-губернаторов стоял в связи с фактом быстрого расцвета местной промышленности и вместе с ним благосостояния многих евреев. В их антисемитических чувствах играла роль зависть, хотя евреи никому не делали конкуренции и многие неевреи с надлежащими деловыми способностями также быстро создавали себе в Киеве крупные состояния.
Влияние Бродского проявлялось весьма часто, причем интересы его не замыкались в одном только Киеве и киевском районе. Время от времени он бывал в столице и во всех случаях был соратником и сотрудником барона Горация Осиповича Гинцбурга, всегда отзываясь на его призыв о помощи.
Другой крупной фигурой в Киеве в области общественной работы, попечения о нуждах евреев и защиты их против всякого рода преследований был Давид Семенович Марголин. Значение Марголина для местной экономической жизни заключалось в том, что благодаря ему развивалось пароходное сообщение по Днепру. Это был в полном смысле слова self made man[239]. В молодости он был знатоком еврейской письменности и на всю жизнь сохранил отпечаток специальной большой еврейской интеллигентности, Никто так, как Марголин, не располагал к себе людей, с которыми он имел дело. Он был постоянным советником киевских властей по вопросам экономическим — промышленным и торговым. Он приглашался на всякого рода совещания и даже вызывался в Петербург в качестве представителя местной торговли и промышленности. Вместе с тем Марголин обладал удивительно добрым сердцем: никто больше него не уделял нуждающимся от своего достатка. Участник всех благотворительных учреждений в Киеве, он своим примером влиял на других и главным образом на братьев Бродских, с которыми он был в самых тесных отношениях. Марголин постоянно хлопотал за евреев как в самом Киеве, так и при приездах своих в С.-Петербург, и киевские евреи многим обязаны усердию и хлопотам Д.С. Марголина.
Профессор М.Е. Мандельштам играл большую роль в области духовной, внутренней жизни киевского еврейства. В защите текущих правовых интересов евреев он участия не принимал.
Менее известен в широких кругах еврейства горячий поборник еврейских интересов на месте и представитель ортодоксальной части киевского еврейства Ниссон Каценельсон. С умилением вспоминаю эту славную личность. Непримиримый отстаиватель еврейской духовной автономии, горячо преданный еврейской традиции, Каценельсон, обладавший кипучей энергией и бурным темпераментом, был для массы еврейства в Киеве неизменным заступником. Неутомимо ездил он в Петербург, ходил по учреждениям и ведомствам, доказывал, убеждал и — всегда — производил впечатление; слова его исходили от горячего сердца и находили дорогу к сердцу того, к кому они обращались. Я познакомился с ним в самом начале девяностых годов, когда на очереди стоял вопрос о меламедах, хедерах и ешиботах.
Если специальные законы ограждали от евреев город Киев, как мать городов русских, то не было никакого исторического повода, чтобы поставить в особое положение в отношении жительства евреев город Одессу. И, к счастью, никаких специальных постановлений о жительстве евреев в Одессе не существовало в российских законах. Но в отношении Николаева действовали особые постановления, что, очевидно, объясняется значением этого города как предполагавшегося военного порта, почему он и был поставлен как бы в ряд с Севастополем. Свободная от ограничительных законов Одесса беспрепятственно населялась евреями, увеличившими значение Одесского порта для экспортной торговли. Поэтому не существовало никакого повода для столкновений с местными властями на почве вопроса о правах евреев. Если антисемитское настроение правительственных органов здесь и проявлялось, то оно касалось больше всего внутренней жизни евреев: коробочный сбор, назначение раввина, открытие школ — вот те области, на которых упражнялся правительственный антисемитизм при таких градоправителях, каким был в Одессе адмирал Зеленый. Одесса имела вид совершенно западноевропейский, городское благоустройство в городе — и несомненно, благодаря участию евреев в городском самоуправлении — было образцом для всей России. Этого, как я укажу впоследствии, не вынес темперамент Зеленого, который возбудил вопрос об ограничении участия евреев в городском самоуправлении, как в самой Одессе, так и вообще в черте оседлости.
При таком положении Одессы не было почвы для возникновения типа общественных печальников и хлопотунов, какой создался в других городах. Но общественная жизнь Одессы, сравнительно с другими городами, била ключом, и, несомненно, развитием своим она значительно была обязана неутомимому деятелю на общественном поприще М.Г. Маргулису, этому ветерану еврейской прогрессивности и знания. Маргулис вместе с покойным Оршанским посвятил значительную часть своей эрудиции еврейской истории,
