Петр I - Сергей Эдуардович Цветков
Вообще отдых для царя был делом нелегким. «Что вы делаете дома? — иногда интересовался он у других. — Я не знаю, как без дела дома быть». Проводить время сидя он мог только за шахматами и всегда носил с собой кожаную складную шахматную доску. В карты Петр играл только затем, чтобы не выглядеть чужаком в компании боцманов и матросов, когда ему случалось зайти в портовый кабак. Но и тут его обычная бережливость ставила прочную преграду азарту: проигравший больше одного рубля выбывал из игры.
По-настоящему он отдыхал с топором в руках на Адмиралтейской верфи, вытачивая что-нибудь из дерева или кости в своей токарной мастерской или выковывая молотом железную полосу возле кузнечного горна. И конечно, во время водных прогулок по Неве, сопровождавшихся грандиозными попойками. Ганноверский посланник Фридрих Вебер свидетельствует, что в течение одной такой двухдневной прогулки он вместе с царем и всей компанией трижды был мертвецки пьян. Зато, становясь за руль, Петр забывал о всех тревогах. На обратном пути из Кронштадта, войдя в окруженное лесом устье Невы и завидев над верхушками деревьев крытые медью купола и островерхие крыши домов, царь чувствовал себя счастливейшим человеком и возвращался в парадиз с облегченным сердцем, готовый к новым трудам.
Зимняя стужа никак не влияла на подвижный образ жизни царя. В дни, когда английский посланник Джеффрис сообщал в Лондон, что «все вокруг покрыто снегом и льдом и нельзя высунуть нос за дверь, не опасаясь отморозить его», Петр с женой и двором катался на санках с ледяных горок или гонял по льду под парусами на лодках, поставленных на полозья.
Веселье, как и все, к чему прикасался Петр, в конце концов тоже приняло регламентированный характер. В 1718 году появился указ об ассамблеях, в котором можно было прочитать, что «ассамблея — слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно; обстоятельно сказать, вольное в котором доме собрание или съезд делается и не только для забавы, но и для дела, ибо тут можно друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, притом же и забава». Ассамблеи распределялись между чиновными лицами без соблюдения какой-либо очереди. Первую ассамблею назначил сам Петр, последующим назначением ведал генерал-полицмейстер Девиер.
Главам семей в сопровождении жен и дочерей полагалось явиться на ассамблею к трем часам пополудни, в богатейших нарядах. К пяти часам приезжали Петр и Екатерина с дочерьми — их уборы поражали великолепием: на царевнах были надеты платья из лучших материй, обшитые золотом и серебром, головные уборы были залиты бриллиантами. Поначалу русские красавицы, чувствовавшие себя совершенно свободно в платьях, сшитых по последней европейской моде, поражали иностранцев тем, что чернили зубы — они еще не избавились от представления своих матерей и бабушек, будто белые зубы пристали лишь арапам и обезьянам (этот нелепый обычай мало-помалу исчез к 1721 году).
Главным увеселением на ассамблеях полагались танцы. Собрания открывались мерными, церемониальными танцами: менуэтом, во время которого каждая пара по очереди делала реверанс государю и государыне, и польским, заключавшимся в том, что танцующие двигались мелкими размеренными па, стараясь придать своим фигурам изящные позы; дамы при этом, грациозно опустив руки, слегка приподымали платье. Затем маршал, ударив жезлом в пол, провозглашал, что теперь каждый может танцевать как и что ему вздумается, и танцующие устремлялись по кругу в веселом англезе, аллеманде или контрадансе. Первым танцором России считался Ягужинский, неистощимый на выдумки. Однажды, наскучив однообразными фигурами какого-то танца, он заставил каждую пару выдумывать по очереди что-нибудь, а все прочие должны были повторять движения. Он же первым и поплатился за нововведение: дама, с которой он был в паре, не найдя ничего лучшего, поцеловала его и затем стащила ему на нос парик.
Петр, взявшись распоряжаться танцами, делал это с присущей ему энергией и иногда пускался в тяжелые, неуклюжие шутки: ставил в ряды танцующих самых дряхлых стариков, дав им в партнерши молоденьких девушек, и сам становился в первой паре. Царь выделывал такие «каприоли», которые, по мнению иностранцев, составили бы честь лучшим балетмейстерам Европы, между тем как старые танцоры, обязанные проделывать то же самое, едва передвигали ноги. Однако Петр не отпускал их и вертелся между ними без устали. Старики путались, задыхались, кряхтели, в изнеможении приседали на корточки, валились на пол, и тогда царь вливал в них штрафной кубок венгерского…
Екатерина танцевала так же ловко и проворно, как ее супруг. В паре с Петром она успевала сделать три круга, между тем как остальные только заканчивали первый. Императрицу и ее дочерей имел право пригласить любой кавалер. Но с другими Екатерина танцевала небрежно, не подпрыгивала, не вертелась, а ходила обыкновенным шагом. Анна и Елизавета тоже были отменными плясуньями.
Когда Петр находился в хорошем расположении духа, то не было человека веселее, добродушнее и разговорчивее его, он шутил, смеялся и вел себя как ребенок. Завидев со своего места какого-нибудь неловкого танцора, который усердно, но без толку крутил руками и ногами, царь начинал потихоньку передразнивать его. А уж если общий смех раззадоривал Петра, то он вскакивал и проделывал карикатурные коленца на глазах у всех. Вступить в беседу с царем можно было запросто. Но собеседника, забывшего за простотой царских манер о том, с кем он разговаривает, Петр одергивал, и иногда очень неприятным образом. Так, однажды некий иностранный полковник похвалялся своими познаниями в артиллерийском деле, сильно завирая, но при этом не давая царю вставить слово. Петр слушал, слушал его, потом вдруг плюнул ему в лицо, молча встал и отошел к другим гостям. В другой раз, приехав на ассамблею к Данилычу сильно не в духе, он, вместо того чтобы танцевать, начал ходить по комнате, и так сильно тряс головой и подергивал плечами, что нагнал на присутствовавших страх и трепет. Все
