Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
— Единственная настоящая наука — это история. Она — наука всех наук. И если взять ее в полном масштабе, она нам, конечно, дает наиболее эффективные, наиболее точные картины всей жизни, событий и так далее, но все-таки ее препарирует каждый по-своему[1568].
В 1975 году, благодаря Смиртюкову, произошел следующий скачок в благосостоянии Молотова. «Для себя — в материальном плане — он не просил ничего, — писал управляющий делами Совмина о Молотове. — Жил он в маленькой деревянной даче в Жуковке, которую мы ему выделили. До 90 лет ездил в поликлинику на электричке. Всегда там сидел в общей очереди, хотя все, конечно, предлагали пропустить его. Как-то мой товарищ Олег Лупов, живший на даче рядом с Молотовым, рассказал мне, что Вячеслав Михайлович бедствует. Пенсия у него была 300 рублей в месяц, но из них он полностью платил за дачу, уголь, истопнику и женщине, которая помогала им по хозяйству, и у них не оставалось практически ничего. Мы приняли решение об увеличении им с Кагановичем пенсии на 50 рублей, освободили от платы за дачу и уголь. Истопнику и сестре-хозяйке дали зарплату»[1569].
На самом деле — пенсию повысили с 250 до 300 рублей. А дачу действительно перевели на полное государственное обеспечение — Молотов больше не платил за пользование ею. Кастрюли, сковородки и посуда приобрели статус госимущества и при необходимости подлежали бесплатной замене. Домработница Таня стала госслужащим в должности поварихи и стала получать зарплату в конторе поселка. Теперь дед шиковал. Каждый год на день рождения он дарил мне 100 рублей, что для студента было сумасшедшими деньгами. В финансовых вопросах он всегда был предельно скрупулезен. Даже когда брал в долг у моих родителей, отдавал все до копейки, несмотря на сопротивление и возражения.
Смиртюков встретил Молотова на похоронах Булганина в 1975 году. «Он стоял в сторонке один. Я подошел, говорю: “Вячеслав Михайлович, давайте подойдем ближе, простимся”. Он был очень тронут этим проявлением внимания»[1570].
Тогда же с ним встретился Владимир Ерофеев: «Вид у него был действительно неплохой, посвежевший, даже с румянцем. Я поинтересовался, чем он занимается, пишет ли что-нибудь? Он рассказал о своем распорядке дня. Встаю рано, в полседьмого утра, по-стариковски не спится. Завтракаю и гуляю по лесу часа полтора. Потом сажусь работать до обеда, обедаю всегда в час дня. Затем минут на 30–40 ложусь поспать, после чего опять гуляю и снова работаю до вечера. Ну, а там смотрю телевизор, читаю и выхожу перед сном немножко проветриться. Спать ложусь в одиннадцать часов, в постели читаю беллетристику, как привык это делать всю жизнь, даже когда работал»[1571]. Прогулки были длительными — по асфальтовым дорогам и по лесу — и продолжались менее часа только тогда, когда температура опускалась ниже минус тридцати.
Продолжал очень пристально следить за текущей политикой. Сильно переживал по поводу революционных боев, которые вели коммунисты и другие левые силы в различных уголках Земли. Много в его записках о войне США в Индокитае: «Вьетнам — непобедим, так как здесь самоотверженно борющийся за свою национальную и социальную свободу народ опирается на великую поддержку социалистических стран и на активное сочувствие всего прогрессивного человечества. Несмотря на все огромные богатства и военное могущество, американский империализм терпит все новые позорные поражения в сравнительно небольшой стране — Вьетнаме, да и во всем Индокитае, приближаясь здесь к своему неизбежному поражению»[1572]. Возмущался, когда при нем кто-то говорил о ненужности оказания помощи Вьетконгу: «Мещанская точка зрения. Те же дерутся за нас больше, чем даже за себя! Они гибнут. А с точки зрения ослабления империализма, который для нас наиболее опасный враг, они делают колоссальное дело… Пример Вьетнама для всего мира: если такой маленький Вьетнам может, благодаря помощи друзей, против американского империализма стоять, чего же Советскому Союзу бояться? Только своей беспомощности, расхоложенности, распущенности»[1573].
Любители слушать зарубежные голоса (Молотов не относился к их числу) нередко рассказывали, как в разных передачах и в хвост, и в гриву ругали его и Сталина.
— Было бы хуже, если б хвалили, — отвечал Молотов[1574].
Переживал за судьбу социализма в Чехословакии. «То, что в Чехословакию ввели войска — правильно, и многие это поддерживают, но поддерживают с великодержавных позиций, а я — с коммунистических… Я думаю, как бы у нас такого не было. Ибо сейчас мы находимся в глубокой экономической яме. Выход из нее — не повышение цен. Я думаю, надо менять социальные отношения. Начать с партмаксимума для коммунистов»[1575].
Болел за успехи правительства Сальвадора Альенде в Чили и скорбел по поводу его героической гибели от выпестованных американцами пиночетовских путчистов в 1973 году. Всей душой сочувствовал португальской революции роз 1974 года. Переживал за Анголу, которая с кубинской помощью боролась не только за свою независимость от Португалии, но и за свободу Южной Африки. Социалистические эксперименты в развивающихся странах одобрял, но понимал их ограниченность:
— Конечно, это еще только разговоры о социализме, это не настоящий социализм[1576].
В 1970-е годы Молотов писал по-крупному: по теории социализма, о путях возвращения партии на рельсы марксизма-ленинизма. Большим недостатком в деятельности партии он считал отсутствие каких-либо дискуссий по основным проблемам строительства социализма. Сам же он по-прежнему был настроен оптимистично в отношении триумфа социализма в исторической перспективе. «Становится все очевиднее, что капитализм теряет почву под ногами, что капитализм изжил себя, гниет на корню. Капиталистические монополии и поддерживаемые ими капиталистические государства продолжают распоряжаться огромными богатствами, награбленными путем безжалостной эксплуатации трудящихся, а также путем империалистических войн, грабежа колоний и зависимых стран, продолжая и дальше увеличивать накопления богачей, миллионеров, миллиардеров. Капитализм, однако, не может ничего положительного противопоставить тем растущим достижениям в раскрепощении жизни трудящихся, в улучшении быта широких масс, которые за короткое время достигнуты в странах социализма и продолжают расти, несмотря на все препоны со стороны господствующих классов стран империализма». В достижениях СССР и стран народной демократии, росте Китая, успехах национально-освободительного движения, деколонизации, увеличении числа стран соцориентации Молотов видел признаки подъема мирового социализма.
Для продвижения к коммунистическому обществу он считал необходимым решение двух основных задач, сформулированных Марксом и Лениным, — ликвидацию классовых различий и изживание товарно-денежных отношений. «О чем говорит существование в СССР
