Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Подачу очередного заявления о восстановлении в партии Молотов не стал приурочивать ни к съезду, ни к какому другому событию. И вот 7 июня 1983 года в половине второго на даче № 18 в Жуковке-2 раздался телефонный звонок. Звонивший представился сотрудником ЦК КПСС, и когда Молотов подошел к телефону, предупредил, что к нему едут гости. В четвертом часу возле дачи остановились две черные «Волги». Двое из приехавших подошли в двери:
— Мы к Вячеславу Михайловичу.
— Сейчас, он одевается наверху.
Рассказывает Сарра Михайловна:
— …А эти, которые приехали, сели и стали расхваливать Вячеслава Михайловича, какой он человек, как его любит, уважает весь народ. Один говорит: «Какая скромная обстановка!» Другой спрашивает: «Как любит в машине сидеть Вячеслав Михайлович — рядом с водителем или сзади, как он пойдет — с палочкой или без, можно ли по дороге включить ему “Маяк”?» Мы поняли, что едет он на доброе дело, хотя они ничего не сказали. Это же охрана, видимо, они такие конспираторы! «Если что, у нас врач есть!» Но врач не понадобился. Вячеслав Михайлович, как всегда в это время, спустился пить чай, предложил им, они с удовольствием согласились, потом поехали. Сначала одна машина, потом, не сразу, вторая. Мы с Таней стали даже Богу молиться, не подметали пол — чтобы все было хорошо[1583]. Молотов надел свежевыглаженный костюм, серый галстук, шляпу.
Кто были эти люди? Генерал «девятки» Михаил Титков рассказывал: «Меня вызывает к себе руководство и отдает приказ отправиться на дачу к Вячеславу Михайловичу Молотову и привезти его в Кремль в кабинет к Константину Устиновичу Черненко, тогдашнему секретарю ЦК КПСС. Молотову о цели поездки приказано было не говорить. Я приезжаю на дачу к Молотову. Представляюсь инструктором ЦК КПСС, предлагаю одеться и проехать со мной в Кремль. Он отнесся ко мне крайне настороженно и с недоверием. Куда и зачем едем? “Инструкторы ЦК так не стригутся”, — заявил он мне, однако быстро собрался и сел в машину» [1584].
Привезли на Старую площадь, подняли на лифте на пятый этаж, привели к Черненко.
— Он меня принял в своем кабинете, — рассказывал Молотов. — Сидел за столом. Когда я вошел, он вышел из-за стола навстречу, поздоровался за руку, и мы сели за длинным столом напротив друг друга. Он что-то сказал, но я плохо слышу, а он, бедолага, неважно говорит. Дал мне прочесть постановление, там одна строчка: восстановить Молотова в правах члена Коммунистической партии Советского Союза. Что касается билета — будет оформлен на днях[1585].
«Когда же он вернулся обратно после встречи с Черненко, его лицо, настроение изменились до неузнаваемости, — вспоминал Титков. — Он просто сиял от счастья. Причину этой перемены я понял, когда служебная машина въехала в ворота его дачи (у дачи не было ни ворот, ни ограды. — В. Н.). Он выскочил из авто и закричал родным, жившим здесь: “Девчонки, меня в партии восстановили!” От его холодного тона не осталось и следа. Он пригласил меня в дом со словами: “По такому поводу не грех и чайком с баранками побаловаться”. И мы вместе с его семьей пили чай с баранками, а он откровенничал: “Я все эти годы верил, что меня восстановят, каждый месяц платил членские взносы, знал, что справедливость восторжествует”. Такие вот были люди, такая эпоха»[1586]. Собственно, чай он пил с Таней и Саррой Михайловной. Мы с отцом примчались по дедову звонку ближе к ужину, когда «инструктора» уже не было. И пили мы в тот вечер далеко не только чай. Запомнил слова деда:
— А Константин Устинович совсем плох.
12 июня приехали две женщины из райкома, привезли партбилет. № 21057968, год вступления — 1906-й. Он стал старейшим членом партии — стаж 80 лет.
— Больше только у Деда Мороза, — пошутил Молотов.
Для восстановления в партии — да и ни для чего другого — он не поступился ни одним из своих принципов.
В стране об этом не объявили. Но через родных и знакомых сарафанное радио разносило сенсационную весть по стране. И за рубеж. В одном французском журнале напечатали карикатуру с изображением Черненко и Молотова с припиской: «Черненко готовит себе преемника».
— Что ж, Черненко получит теперь некоторую известность, — сказал Молотов, узнав о такой карикатуре.
А сам Черненко на заседании Политбюро 12 июля 1983 года рассказал о встрече с Молотовым, после чего последовал любопытный обмен мнениями:
— Я принимал Вячеслава Михайловича Молотова, беседовал с ним, — поведал генсек. — Он воспринял наше решение с большой радостью и чуть не прослезился. Молотов сказал, что это решение означает его второе рождение. Молотову сейчас 93 года, но выглядит он достаточно бодрым и говорит твердо. Он заявил, что Политбюро ЦК сохраняет и продолжает ту работу, которую настойчиво вела партия. Только, мол, плохо, что работаете вы, как и мы раньше, допоздна. Молотов рассказал о том, что он интересуется прессой, читает периодические журналы. Он заявил: ведете вы дело правильно, за это и получаете поддержку народа…
— Это важная оценка с его стороны, — заметил министр обороны Дмитрий Устинов.
— В целом мы правильно сделали, что восстановили его в партии, — согласился председатель Совета министров Николай Тихонов.
— Но вслед за этим в ЦК КПСС поступили письма от Маленкова и Кагановича, а также письмо от Шелепина, в котором он заявляет о том, что он-де был последовательным борцом против Хрущева, и излагает ряд своих просьб. Разрешите мне зачитать письмо Кагановича…
Прочитав его, Черненко продолжил:
— Письмо аналогичного содержания с признанием своих ошибок прислал и Маленков…
— А на мой взгляд, Маленкова и Кагановича надо было бы восстановить в партии, — сказал Устинов. — Это все же были деятели, руководители. Скажу прямо, что если бы не Хрущев, то решение об исключении этих людей из партии принято не было бы. Вообще не было бы тех вопиющих безобразий, которые допустил Хрущев по отношению к Сталину. Сталин, что бы там ни говорилось, — это наша история. Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также и в отношении Сталина.
— На мой взгляд, надо восстановить в партии
