Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Не следует недооценивать того очевидного факта, что при товарно-денежных отношениях создается благоприятная почва для оживления, а то и для усиления таких антисоциалистических тенденций в обществе, как мелкобуржуазное стяжательство и разные потуги к личному обогащению, как спекуляции и изворотливое взяточничество, как всякие хищения и иные способы наживы за счет государства и общественного хозяйства — хотя всему этому не должно быть места в социалистическом обществе. Эти антисоциалистические явления и наблюдающееся кое-где их усиление в свою очередь “подогревают” и оживляют такие, далеко еще не изжитые остатки старого государственного аппарата, как бюрократизм и бездушное отношение к нуждам простых людей, как погоня за “теплыми местечками”, как еще столь живучий карьеризм, особенно в кругах, пристроившихся по-мещански зажиточно и пользующихся некоторыми материальными привилегиями. И все это — несмотря на то, что в социалистическом государстве такие факты признаны нетерпимыми.
Мы вплотную подошли к тем годам, когда должны быть поставлены во весь рост задачи подготовки и постепенного осуществления ликвидации классов в нашей стране. Разумеется, для этого потребуется не одно десятилетие. Но дальнейшее откладывание начала решения этих задач не может быть оправданно. Ныне именно эта основная политическая установка, выраженная в ленинской формуле “социализм есть уничтожение классов”, — эта установка определяет генеральный курс ленинской политики нашей партии».
В декабре 1977 года (редкий случай!) кто-то отреагировал на письмо Молотова. В журнале «Коммунист» он прочитал, будто Ленин писал о развитом социализме. Написал в журнал и был несказанно удивлен, когда ему позвонил главный редактор Косолапов:
— Надо поговорить.
— Пожалуйста.
Прислал машину, которая доставила в редакцию.
— Он сказал, что я прав, возразить мне нечего, — говорил дед. — Ленин действительно этого не говорил, но мы же с вами коммунисты и понимаем политику партии. К сожалению, вы понимаете, я не могу напечатать ваше письмо.
Чувствуя всю иронию ситуации, исключенный из партии Молотов не мог не согласиться.
— Я не настаиваю, но народ обманывать нельзя[1577].
Итоги XXV съезда и доклад на нем Брежнева Молотова не сильно впечатлили:
— Отсутствие всякого присутствия. Доклад у него составлен, по-моему, неплохо, грамотно, но слишком много самодовольства, хвастовства. Отсутствие перспективы. Я послал большую бумагу Брежневу — сто семьдесят страниц — с изложением своей точки зрения по всем основным вопросам — о диктатуре пролетариата, о международных делах, о культе личности, о Хрущеве — все изложил.
И этот, и последующие его труды, как и предыдущие, оставались без ответа. Молотов замечал, что появляется новый культ: в теоретических трудах, в тезисах к Первомаю или к годовщине Октября упоминались уже только две фамилии — Ленина и Брежнева. Конечно, серьезную аллергию у Молотова вызывала практика награждения Генерального секретаря многочисленными орденами и медалями, как советскими, так и иностранными.
— Столько золотых звезд — невозможно. Скоро под мышку придется вешать.
Удивлялся присвоению Брежневу воинского звания маршала.
— Ну, ни с какой стороны не маршал.
Ввод войск в Афганистан в 1979 году Молотов приветствовал как вынужденную меру.
— В Афганистане и в других странах мы выращиваем тех людей, которые в дипломатии могут нам помогать. Другого способа у нас нет… Нам нужно Афганистан не терять. Бабрак Кармаль, по-моему, оказался очень полезным человеком. На границе иметь враждебное государство опасно[1578].
15 июля 1981 года вновь рассматривали заявление о восстановлении в партии.
— Там член комиссии прочитал доклад — оставить в силе прежнее решение. Мотивируют злоупотреблением властью. Я уж не сказал им, почему они в таком случае не исключили из партии Сталина после смерти[1579].
Брежнев умирал в больнице на той же улице Грановского, где находился наш дом. Окна его палаты выходили на окна моей квартиры, откуда можно было наблюдать тени врачей, а то и самого генсека.
— Не только довел страну до ручки, но и народ разложил, — заметил Молотов после смерти генсека.
В течение трех лет скончаются еще два пациента той же палаты — Андропов и Черненко. Застой в руководящей верхушке оказался для судьбы страны куда большей бедой, чем даже застой в экономике.
Андропова Молотов хорошо знал. И очень высоко ценил:
— Андропов пока ведет себя, по-моему, неплохо. И речь такая спокойная, но твердая, без хвастовства. Напротив, с самокритикой недостатков и прошлого, на это нельзя не обратить внимания, это правильно. И вправо его не тянет. И посерьезней двух предшественников[1580].
7 ноября 1983 года я впервые в жизни услышал от деда тост за действующего руководителя страны:
— За нашу партию, ее Центральный комитет, за товарища Андропова, его здоровье, в котором он, видимо, нуждается… Я считаю, что за последние пару лет большим достижением для нас, коммунистов, стало появление двух человек. Первый — Андропов. Это первая, но приятная неожиданность. Оказывается, в политике он твердый человек, с кругозором. По-видимому, он здорово вырос за годы работы. Оказался вполне надежным. И второй человек — Ярузельский. Я, например, не слыхал такую фамилию до появления его в качестве первого секретаря. Большевиков среди поляков было мало. Но были. Ярузельский нас выручил, по-моему. Раньше для меня такой же неожиданностью был Фидель Кастро.
Хвалил Молотов и Андрея Громыко как министра иностранных дел.
Андропову выпал короткий век на вершине власти.
— Как жалко его, — говорил Молотов, когда Андропов скончался. — Что-то он нашел в подходе политическом, во внешнеполитических делах. К Андропову хорошее отношение. Жалко, мало побыл. Хороший человек и руководитель хороший. Андропов явно был не на стороне Хрущева и не на стороне, пожалуй, Брежнева тоже.
Молотов продолжал оставаться историческим оптимистом.
— Я думаю, что мечта контрреволюционеров не будет осуществлена. Наиболее крепким государством остается наше государство. И весь социалистический лагерь. А у буржуазного строя как раз неустойчивое положение[1581].
Молотов был тогда далеко не одинок в своих оценках. Даже на Западе многие крайне авторитетные эксперты считали советскую модель более перспективной. Джеральд Истер уверяет: «Для специалистов в области сравнительной теории Советский Союз долгое время был образцом успешного государственного строительства. Ведущие теоретики —
