Татьяна Лиознова - Валентин Свининников
– Где же нам найти этого несчастного Штирлица? – и вдруг делает картинный жест рукой прямо в сторону грузинского носа Гомиашвили: – Да вот же он!
Лиознова буквально взорвалась от смеха:
– Как представила этого Бендера в роли русского разведчика!
К тому же сцена, по её мнению, была срежиссирована бездарно – уж тут её было не обмануть! На перспективах Гомиашвили был поставлен крест. Напрасно потом Гомиашвили рассказывал, будто Тихонов чуть ли не в ЦК партии требовал, чтобы роль Штирлица отдали не грузину, а именно ему.
Этого смеха гордый кавказский мужчина не забыл. И сам рассказывал в своих интервью, что однажды встретил Татьяну Михайловну в самолёте по пути в Тбилиси – он с новой семьёй летел домой, она же везла «Семнадцать мгновений весны» на фестиваль:
– Тут моя дочка Ниночка пробежала между рядами и взобралась к Лиозновой на колени. Я подошёл, чтобы забрать ребёнка, и сказал Тане: «Видишь, как мудро распорядилась судьба – я везу домой родного маленького человечка, а ты – коробки с плёнкой».
Ядовитые слова. Наверное, Гомиашвили не смог простить Лиозновой, что она не помогла ему выбраться из амплуа «актёра одной роли».
Но у Тихонова, когда начались съёмки, вдруг обнаружился изъян: на руке была татуировка «Слава», что могло с головой выдать советского разведчика. Загримировать её было трудно, она всё равно была заметна. Если присмотреться, Тихонов даже на общих планах старался спрятать тыльную сторону ладони от зрителя. И когда Штирлиц раскладывал из спичек различные фигурки или рисовал картинки, в кадре крупным планом появлялись руки, на самом деле принадлежавшие ассистенту художника Феликсу Ростоцкому. Он же писал телеграмму за Евгения Евстигнеева, у которого был плохой почерк…
С Ольгой, племянницей по материнской линии, и её дочкой Викой
С двоюродным братом Ефимом Евелевым. 2002 г.
* * *
…Наверное, не исключён вопрос читателей, как складывались взаимоотношения Татьяны Лиозновой с настоящими родственниками? Так вот, Татьяна Михайловна была особенно дружна с двоюродными братом и сестрой – Ефимом и Брониславой, детьми родного брата её мамы, Евеля Израилевича Евелева. И тут я должен сказать, что в работе над книгой неоценимую помощь оказала дочь Лисиных Елена, та самая «названная внучка» Татьяны Михайловны. Это она постаралась узнать о родственниках Лиозновой, и это ей переслала, наговорила по телефону свои воспоминания Ольга, любимая племянница Лиозновой, дочь Брониславы Евелевой:
«Тётя Таня относилась ко мне с большой заботой, только со мной она нашла общий язык, видимо чувствовала, что я от неё ничего не жду, а просто люблю. Все родственники называли её Татьяной Михайловной, только я тётей Таней. Она всегда очень за меня переживала. И мама, и мой дядя тесно дружили с тётей Таней, Ефим Евелев – до самого конца.
Хотелось бы больше вспомнить о нашей семье, но моя мамочка (она была 1938 года рождения) умерла, когда мне было 20 лет. В силу возраста я не могла в полной мере воспринимать и должным образом оценить всё ею рассказанное. То, что я храню в себе, – это мои личные воспоминания и личное отношение к истории семьи.
Я расспросила всю родню, так как была в роду самая младшая и могла чего-то не знать. Но, если поколение родственников, ровесников тёти Тани, были с ней хоть отчасти близки, то их дети уже относились к ней как далёкой, “великой” тёте и мало о ней знали. С тётей Таней никто так близко и сердечно не общался, как я, дядя Ефим или мамочка. Мамы и дяди Ефима теперь уже нет в живых, а я на момент общения с тётей Таней была совсем молода, мне было 16–20 лет, и она просто не решалась доверить мне личные тайны или какие-то подробности. А то, что она мне рассказывала, лучше, чем я, знает Людмила Васильевна.
Поподробнее о моей маме. Бронислава Евелева (в замужестве Казарцева) родилась в Чернигове, окончила Воронежский медицинский институт по специализации педиатрия, потом переквалифицировалась на офтальмолога. Всю жизнь прожила и проработала в Воронеже, была глубокоуважаемым врачом. Её до сих пор там помнят.
С двоюродной сестрой дружила, очень её любила и всегда переживала, что Танечка вся в работе. Для тёти Тани профессия была на первом месте. Кстати, я такая же, как она, всё своё время провожу на работе, по 12 часов отдаю любимому делу.
Дядя Ефим. Да, они, наверно, были особенно близки с тётей Таней, очень много общались, переписывались, у них были какие-то свои совместные, скажем так, секреты. И дядя Ефим её просто обожал. Помогал ей, он же был у нас “человеком продуктов” – работал в Чернигове на одном из заводов и всегда давал нам какие-то гостинчики вкусненькие, у него была такая возможность. Еда – это в принципе менталитет Украины. Но кроме посылок с гостинчиками, они с тётей Таней часто переписывались, при возможности общались, она была с ним достаточно откровенна. С мамой всё было немножко по-другому. Во-первых, мама намного младше была, она младше дяди Ефима на девять лет, что ли. Мамочка рано осталась без родителей, воспитывалась в Москве, у тётки, и такой откровенности не было, была сердечность. Но лично меня мама воспитала в очень глубоком к ней уважении. Она всегда говорила: “Не бросай тётю Таню, всегда ей помогай, приходи, заботься о ней”. Вот, собственно говоря, так и получилось.
Теперь о тёте Тане. Знаете, для всех она была разной.
Я считаю, что из всех своих племянников и племянниц она выделяла именно меня. Я была с ней близка, навещала её, помогала. Всё у нас было по одному и тому же сценарию: я приходила, что-то делала по дому либо приносила то, что ей нужно. Дальше мы обязательно садились, и она мне рассказывала какие-то свои жизненные истории. Я слушала её буквально с открытым ртом. От неё мне никогда ничего не было нужно. Наверно, именно этот момент и сделал меня её любимицей. Я далека от киноиндустрии, в то время была связана с медициной, и тёте Тане было со мной интересно, а мне с ней. Она рассказывала много закулисных историй, показывала награды, какие-то подарки, объясняла, как они ей
