Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме - Мира Тэрада
Впрочем, проблемы со здоровьем никуда не делись. Я получаю часть необходимых лекарств, но все равно знаю, что мне скоро понадобится операция на ноге. И я искренне надеюсь, что в это время буду или дома, или в худшем случае в Финляндии. Нога болит, боль не уходит надолго. Она возвращается. И вновь напоминает мне о том, как это произошло. Но сейчас я не хочу это вспоминать, нет, не сейчас, когда я уже решила оставить позади мужчину, который владел слишком большой частью меня на протяжении нескольких лет. Я учу новые слова и выражения. Нужные.
Ma haluan kibuxlaake – мне нужно обезболивающее.
Mul on selkaa kibe – у меня болит спина.
Ma haluan laakkarille – мне нужно увидеть доктора.
Polttaa – жечь.
Tupako – курить.
Tule – ну же (к примеру, когда зовешь кого-нибудь куда-то идти).
Rakastaa – любить.
Ystävä – друг.
Toivo – надежда.
14
Май
Я в Финляндии около пяти месяцев. Разные тюрьмы, разные дни. Стабильно лишь одно – отсутствие всех документов по делу. Но я работаю с тем, что есть. Я отправила письмо в Верховный суд, где четко аргументировала, почему я не должна быть экстрадирована. Яли с его коллегами-правозащитниками помогли мне составить его по всем правилам. Из десяти оснований для отказа у меня в наличии девять. Мне кажется, это почти беспроигрышный вариант. После принятия решения Верховным судом это пойдет на утверждение в Министерство юстиции. К сожалению, решение будет приниматься без моего фактического присутствия. Надеюсь, что все будет в порядке. Хотя некоторые моменты настораживают. В ходе разбора дела мы с Яли выяснили, что нарушены условия обмена информацией между правоохранительными органами США и Финляндии. По закону финская полиция должна направить запрос своему Министерству юстиции, те, в свою очередь, сигнализируют американскому Минюсту, а оттуда уже информация доходит до местной полиции. Однако в моем случае решили «не напрягать» министерства юстиции, а обмениваться информацией напрямую друг с другом. Почему они так решили, в какие договоренности вступали – совершенно непонятно. Мы начали предоставлять информацию о том, что доказательства моей вины недостаточны, что они во многом сфабрикованы. У меня есть оригиналы документов с печатями, что я не являлась собственницей компании, что я не могла совершить те или иные преступления, так как конкретно в это время лежала в больнице. На каждую дату у меня есть документ. Я не сидела сложив руки, я долго и упорно доставала эти сведения. Однако финны отказывались принимать все это к сведению. «Мы здесь не для того, чтобы рассматривать ваше дело, – вот приедете в Америку, вам и флаг в руки», – был ответ. Вот документы, доказывающие мою невиновность! Нет. Чудесно.
Хаммер ушел. Однажды утром я, как обычно, проснулась, открыла глаза – и он был на месте. А когда я вернулась после работы, он пропал. Я запаниковала. Я искала его по всем углам, я кричала в окно: «Никто не видел моего паука?» Может, он в соседней камере? Может, в коридоре? Я сама не ожидала, что так расстроюсь. Конечно, я не свихнулась. Я не вела бесед с пауком, не считала его своим другом и собратом. Но тут другое. Тот факт, что кто-то у тебя постоянно живет, вот посмотришь – и он есть, он на месте. И как-то легче на душе. Спокойнее. Ты не один. А тут он исчез. И я опять подумала о своих выходящих на волю соседках. Они уходят, даже паук ушел, все меняется – а я остаюсь на месте без перемен. В своей болотной стагнации. Но я недолго оставалась совсем одинокой.
В тюремном магазине продавалось небольшое количество фруктов и овощей. Выбор был небогат, но все-таки он был. Из фруктов – яблоки, бананы и мандарины. Из овощей – томаты и репчатый лук. Лука было много. В свое время Присцилла удивила всех богатым разнообразием блюд, в которых он был уместен. Что только она ни придумывала, да. И одну луковицу как-то я опустила в пустой контейнер из-под еды, наполнив его водой в своей камере. А вдруг прорастет? Помню, как в детстве – мне было лет шесть, не более, – у бабушки на заднем дворе росли два куста смородины. Я отхватила себе клочок земли между ними и засеяла различными огородными культурами. Я корпела над своей мини-фермой ежедневно в поисках сорняков, поливала, удобряла. Богатый урожай не заставил себя ждать.
И вот спустя 25 лет где-то в тюрьме в Финляндии моя луковица пустила корни и выстреливает зелеными стрелами. Я прячу свою луковую «пальму» за шторкой в момент обыска. Укрытие так себе, но его не забирают.
Я не стала изобретать велосипед и назвала его Чиполлино. Как и герой сказки, он весьма развитый товарищ – растет не по дням, а по часам. Я читала в автобиографии Нельсона Манделы, что в одной из тюрем, где он сидел, он развел широкую садоводческую деятельность. Он обзавелся огородиком, где растил свежие овощи на всю тюрьму. И объяснил он это весьма изящно. Находясь в тюрьме, ты мало что контролируешь. Твой распорядок подчинен общему расписанию. Внешний контроль держит тебя в цепких лапах. Но когда ты выращиваешь что-либо, ты сам это контролируешь. И оттого это помогает тебе помнить, что ты человек. Отдельная единица. Личность, а не марионетка, которой постоянно управляют невидимые, но осязаемые руки.
Хэта продолжает мое всестороннее обучение. Упор, конечно же, на изучение финского языка. Мы смотрим фильмы на многих языках мира, но всегда обязательно с финскими субтитрами. Раньше мы общались на смеси языков: я говорила по-английски, она – по-фински. Все вокруг еще удивлялись, как мы так точно понимаем друг друга. Как в фильме «Пес-призрак, путь самурая» Джармуша, где главный герой общался с другом-продавцом, каждый на своем языке, но с кристально чистым пониманием друг друга. Но сейчас Хэта пошла еще дальше. Она отказывается слушать мою шекспировскую мову и требует, чтобы я с ней говорила только по-фински. Чтобы у меня не было никаких комплексов или блоков в общении, чтобы я не боялась говорить, опасаясь, что меня никто не поймет. Она очень внимательна ко мне и в наших беседах старается употреблять одни или те же слова или облегченные конструкции, чтобы мне было легче вовлекаться. В библиотеке мы берем книги, читаем вместе. Порой у меня вырывается английская речь, и Хэта очень забавно возмущается. В тюремной библиотеке я беру также диски с обучающими языку программами, и когда нас запирают в камеры, я продолжаю обучение. А порой мы с
