Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме - Мира Тэрада
В этот день он впервые ударил меня. Он ударил меня в присутствии гостей, в присутствии мужчин и женщин. И ни один из этих людей не остановил его, ни один из этих людей не сделал ему замечание. Все деликатно промолчали, выдержали неловкую паузу и продолжили есть и пить «в честь» новобрачных… В этот день он разочаровал меня. В этот день мое сердце дало трещину. В этот день мои мечты о счастливом браке разбились вдребезги. В этот день я увидела равнодушие, хладнокровие и жестокость людей…
Во мне жили вера в Бога и традиции института брака и семьи, и жила любовь к мужу.
Позднее в этот день во мне поселились Прощение и Надежда на то, что это больше не повторится.
День 3-й. День третий мы не отмечали…
Была запланирована и состоялась, только без присутствия новобрачных, коктейль-вечеринка на крыше известного W-Отеля, который расположен в 10 минутах ходьбы от Белого дома рядом с Президентским парком. Из отеля открывается чудесный вид на город.
Безусловно, это был очередной подарок от очередного приятеля.
Конец сентября, 2014 год. Вашингтон, DC.
– Милый, мне так одиноко. Я совсем ни с кем не общаюсь, кроме тебя и моей мамы по телефону. Мне нужны друзья.
– Дорогая, разве я тебе не друг?
– Друг, конечно. Но ты же понимаешь, о чем я говорю, – сказала я с блестящими глазами, которые готовы в любой момент начать ронять слезы.
Чувство боли, одиночества и необходимости поговорить хоть с кем-нибудь о том, что случилось на следующий день после того, как мы расписались, росло с каждым днем. Моя грудная клетка, казалось, была готова дать трещину от напряжения в любой момент. Казалось, что мою шею стягивает колючая проволока. Я все время думала о том унижении и насилии, которые мой муж – человек, который, как я думала, будет любить меня, оберегать и защищать, – сам же и допустил…
– А хочешь собаку? Собака – верный друг, еще и охранник.
«А еще собака не умеет говорить. Ловко придумано», – подумала я.
Руководство тюрьмы предоставило мне психолога, специализирующегося на семейных отношениях. Я рассказала ей почти все про свою семейную жизнь. Не утаила практически ничего, только самое интимное осталось за кулисами. Через пару сеансов я поняла, что она мне не поможет. Потому что после наших сеансов одна из нас постоянно уходила в слезах. И это была не я.
12
Каждый мой день начинается и заканчивается молитвой. Несмотря на все злоключения, я никогда не забываю о Боге. Мои беседы с несчастными девушками открыли мне глаза на мою семейную жизнь в браке. Как я позволяла с собой обращаться. Как я опускала голову, будто в постоянном поклоне. Как я позволяла себе надеяться, что ничего, он изменится, он станет лучше, ласковее, радушнее. Прекратит распускать руки. Но нет. Хватит. Мой муж верил сам и учил меня верить, что у него есть право на каждую мысль в моей голове, на каждую эмоцию, на каждый инстинкт. Он научил меня верить, что он или кто-то из его сотрудников/коллег всегда наблюдает за мной. И из-за этого я привыкла к постоянной слежке. В том числе и за собой. И в моей голове родились сотни жестоких внутренних критиков, которые противоречили или оспаривали большую часть того, что я думала, говорила или делала. Если мы живем с нашими абьюзерами, мы не можем уйти, по крайней мере физически, большую часть времени. Мы вынуждены обращать свое внимание вовне – сосредотачиваться на мельчайших нюансах настроения, голоса, действий обидчиков, чтобы мы могли получить представление об их эмоциональном состоянии и тем самым надеяться сохранить себя в большей безопасности. Мы учимся читать их тон голоса, узнаём, как будет разворачиваться вечер, по тому, как они закрывают дверь. Мы уделяем так много внимания жестоким или нестабильным людям вокруг нас – и мы отвлекаем наше внимание от внутреннего голоса, который знает, на какую доброту и щедрость мы способны. Мы должны… Нет, мы обязаны игнорировать этот голос, если хотим быть в безопасности. Так мне казалось. Мы, жертвы, готовы день за днем терпеть насмешки своих палачей, бесконечно надеясь, что завтра станет лучше. Или, что страшнее, – что мы привыкнем и это уже будет в порядке вещей. Уже не больно. Уже не так больно.
Эти люди крадут наши души, нашу самость, наше «я» и подменяют это своими представлениями, как все должно быть на самом деле. И многие таланты, качества, которые могли бы в нас развиться, втаптываются грязным башмаком все глубже и глубже. И мы медленно истончаемся и становимся лишь тенью прежней личности. Когда в соседних окнах зажигается свет, мы лежим под одеялом и задыхаемся от окружающего мрака. Говорят, что нервные клетки не восстанавливаются. Не только они, не только. Мы тратим наш свет, нашу энергию, обогащая безжалостных палачей, все более утверждаясь в мысли, что причина любой проблемы – это мы сами. У нас не так много времени в этой жизни, и тратить его на подобных людей – значит рубить не сук, а сам ствол дерева, на котором мы обитаем. Каждый день мы строим дом из песка и тумана, его смывает волной уже привычного насилия. Кто-то сдается, кто-то упорно продолжает строить заранее обреченное здание, кто-то отстраняется от всего и устремляется в свою башню из слоновой кости.
Мне пришлось приучать себя верить, чтобы он поверил, что я ему верю. Именно так живут такие, как мы: на пересечении потери и тоски, боли и нужды, истории и будущего, драмы и желания. Выжившие сломлены и кровоточат, разрушены и запятнаны, чувствуют себя виноватыми в том, что с ними случилось, и никогда больше не будут прежними. Я больше не была целым. Он что-то у меня украл. Он разобрал меня на части. Он превратил меня в панцирь, пустой каркас, безмолвное тело. Он разрушил меня и не потрудился собрать заново. Я была будто в трансе. Под гипнозом. Непрекращающийся ночной кошмар, из которого ты не можешь выбраться. Как в тех снах, где тебе нужно бежать, но ноги и тело не слушаются – и ты двигаешься будто в рапиде. И постоянный белый шум на фоне – это мои мысли о том, что я опять сделала или могу сделать не так. Это насилие имеет правила, которым все невольно подчиняются, – мертвая тишина, рыбий крик под толщею воды. Молчать о происходящем должны все: преступник, жертва, свидетели, – тогда шоу будет продолжаться. Мы молчим, и это молчание усиливает нашу изоляцию, углубляет нашу веру в то, что мы единственные,
