Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг

преступника, то тюремный режим уравнивал всех попавших в тюрьму, развращая еще окончательно не развращенных, не исправляя тех, которые могли быть исправлены. Посидевший в тюрьме и вышедший по окончании срока на свободу был не только бывший тюремный сиделец, но, несомненно, и будущий. Тюремный режим создал класс периодически возвращающихся в тюрьму людей. Гуманитарные идеи конца XVIII столетия, начиная с известного труда Беккарии[228], содействовали тому, что и на преступный мир обращено было внимание. Они привели к постепенной отмене пытки, к улучшению уголовных законов и, наконец, к упорядочению правил о судебном производстве дел. В юридический катехизис включены были новые принципы: всякий предполагается невиновным, доколе на суде не будет доказано противное; обвинению должна противостоять защита; и даже афоризм, приписываемый Екатерине II, что лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невиновного. Но все эти гуманные принципы применялись до того момента, как произнесен был приговор, осуждающий обвиняемого, и на него накладывалось клеймо «преступник». Гуманное отношение к осужденному уже преступнику было делом XIX века. Активное проявление гуманности началось во второй половине его. Образовалась особая отрасль криминалистической науки — тюрьмоведение, или пенология, посвященная изучению тюремных систем и изысканию способов их улучшения, в целях исправления случайных преступников или предохранения даже неисправимых рецидивистов от жесткого с ними обращения и от того, чтобы они не ложились бременем на государство и общество. В Германии творцом этой новой научной области был профессор фон Гольцендорф. Честь создания научного отношения к тюремным вопросам в России, бесспорно, принадлежит профессору И.Я. Фойницкому, и это его несомненная большая заслуга. В Англии, во Франции и в Германии тюремная реформа стала на очередь. Она выдвинулась на очередь и в России, благодаря бывшему в восьмидесятых годах начальником тюремного управления, впоследствии члену Государственного совета М.В. Галкину-Врасскому, помощником которого был молодой, талантливый и энергичный В.Н. Коковцов, впоследствии статс-секретарь Государственного совета, министр финансов и председатель Совета министров после Столыпина. Тюремный вопрос стал вопросом международным, подобно тому как и самый преступный мир был космополитичен. В 1885 году состоялся в Риме первый международный конгресс для обсуждения вопросов тюремной реформы. Редко международные конгрессы имели такой блестящий успех, как конгресс пенитенциарный. На этом конгрессе представлены были все цивилизованные государства в лице известных всей Европе и Америке ученых и политических деятелей. Тогда же было решено, что конгрессы должны собираться периодически, через каждые пять лет. Было избрано особое бюро, которое должно было вырабатывать программу каждого следующего конгресса, приводить в исполнение, путем международных сношений, решения, принятые на конгрессах, и сосредоточивать сведения по движению тюремной реформы в Европе и в Америке.

Ближайший после римского конгресс должен был состояться в Петербурге в 1890 году.

Юридическое общество приняло живое и деятельное участие в подготовке этого конгресса совместно с главным тюремным управлением, бывшим в ведении Министерства внутренних дел. Была избрана особая пенитенциарная комиссия, которая распределила вопросы программы между своими членами для составления докладов. Докладчиком по некоторым вопросам был назначен и я.

Конгресс открылся летом при особо торжественной обстановке. Прибыли делегаты, среди которых пестрели самые крупные имена, работа кипела. Вместе с тем русское правительство проявило обычное русское гостеприимство. Заседания конгресса в общих собраниях и секциях прерывались раутами и торжественными приемами и обедами. Почетным председателем конгресса был принц А.П. Ольденбургский. Царя в Петербурге тогда не было, но тем не менее от имени царя делегатам был дан в Зимнем дворце обед, на который приглашены были все члены конгресса. Особым вниманием окружены были делегаты Франции. В воздухе носилась близость заключения альянса, и высшие правительственные круги спешили наперерыв проявлять свои симпатии французам. Во главе французской делегаций был заведующий тюремным делом во Франции Эрбетт. Он пленил русских в Петербурге своим ораторским искусством. Рожденный дипломат, он умел и деловые тюремные вопросы облекать в обаятельные формы. Его тосты и спичи на приемах и обедах имели колоссальный успех, и с первых же дней занятий конгресса он стал в центре внимания всего Петербурга. Кем-то пущен был каламбур: «Heibette n’a pas du tout l’air bête»[229], рассчитанный на то, что Эрбетт был весьма некрасив лицом, Этот каламбур однажды в обществе международных делегатов и в присутствии самого Эрбетта был повторен Фойницким, который, при всех своих научных заслугах, был плохо воспитанный человек и отличался своей бестактностью мещанского свойства (он был сын гомельского мещанина). Об этом дошло даже до сведения самого царя, который резко выразил по этому поводу свое неудовольствие.

На конгрессе присутствовал и совсем еще молодой прокурор московской судебной палаты Н.В. Муравьев, будущий министр юстиции. При этом случае я впервые встретился с Муравьевым.

Следующий конгресс был назначен на 1895 год в Париже, Об этом конгрессе, происходившем в медовый месяц альянса при президенте Феликсе Форе, я скажу впоследствии.

ГЛАВА XIV

Еврейский вопрос при Александре III • Губернские совещания 1881–1882 годов • Обвинения против евреев: всемирный кагал; вредная этика; антиталмудизм • Экономический вред • Собрание еврейских депутатов 1882 года • Игнатьевские временные правила • Министр граф Толстой • Комиссия графа Палена • Процентная норма для поступления в учебные заведения • Дополнение к правилам 3 мая, изданное в 1887 году Государственным советом • Отсутствие организации защиты • Еврейская и общая либеральная пресса

С 1890 года наряду с научными работами по Юридическому обществу и занятиями по едва-едва начавшейся адвокатской практике мне пришлось посвящать свое время еврейскому вопросу, уже не в качестве рядового интеллигента, а, так сказать, профессионально. Для того чтобы выяснить значение этой работы, ее многообразие и разносторонность, я считаю необходимым дать краткий очерк событий начиная с 1882 года, с которыми я в самом начале моей деятельности на этом поприще должен был ознакомиться по официальным документам и по делам, которые были в ходу и которые сосредоточены были у барона Гинцбурга.

Собрание депутатов осенью 1881 года, после первых погромов 1881 же года, не дало никаких результатов и не создало никакой организации для защиты прав евреев. По поручению собрания составлена была записка М.Г. Маргулисом из Одессы. Вот все, что является результатом этого собрания. Повторение погромов в 1882 году, хотя и в меньшем объеме, вызвало раннею весною новое собрание депутатов, на этот раз по инициативе бывшего еще министром внутренних дел графа Игнатьева. В течение года работали в губерниях черты оседлости и в Харьковской совещания, состоявшие из представителей земств, городов и из сведущих людей, избранных по усмотрению губернатора, в числе коих почти во всех совещаниях участвовали и приглашенные евреи. Председательствовали