Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
О деле. Я заходил в «Сов. Россию» и говорил про Конецкого. Урки, давно окопавшиеся на проезде Сапунова, начали говорить, что видели где-то в другом издательстве заявку на книжку о Конецком, и вообще отнеслись к этой кандидатуре и теме без всякого энтузиазма. Остаётся «Современник», но там мне самому надо быть и говорить, там те люди, которых я ещё могу в чём-то и чем-то убеждать. Мы с Солнцевым заканчиваем работу над антологией одного стихотворения, в конце февраля надеюсь её повезти в Москву, вот тогда и поговорю.
«Оженил» я тебя совсем по другому поводу и делу. Получал авторский экземпляр однотомника в «Художественной литературе», и меня прижали к стене две дамочки из тех, что любят литературу и служат ей честно (всё реже, но ещё встречаются такие), и убедили написать предисловие к девятитомному собранию сочинений Мельникова-Печерского. Я сразу вспомнил, что ты с бородой, стрижен под горшок, и подумал, что тебе не чужд этот автор, и согласился, выговорив условие, что будем писать двое, а это значит — писать будешь ты, а я «консультировать». Работу надо будет сдать осенью этого года или в начале 86-го. Мне до той поры надо прочесть хотя бы «Письма о раскольниках». Главная моя забота, чтоб ты заработал хоть какие-то деньги. В «Худ. лите», кажется, хорошо платят за вступительные статьи. Вот пришлют договор — увидим.
Тебе надо как-то приехать ко мне. Есть тут у нас теперь «камара-одиночка», как называл сии заведения мой разлюбезный папуля, с книгами, папками, где пахнет книжным тленом и клеем. Можешь в ней запираться хоть на неделю, никто и не заметит, даже если помрёшь. Тогда и о делах поговорим, хотя дела кругом, прямо сказать... но заработок на дорогу какой-нибудь изобретём тебе.
Кланяюсь, обнимаю. Виктор Петрович
1985 г.
(Г.Ф.Шаповалову)
Дорогой Жора! Вроде весна наступает и у нас, правда, не очень торопится, ночами холодно, однако длинная и холодная зима, кажется, позади. Я, правда, маленько её, зиму, сократил — ездил в декабре в Японию, там было плюс 5-15. Для меня это в самый раз, а япошки говорят: «Холодно».
Поездка была интересная, хотя и пришлось мне много поработать: выступал, встречался с писателями и студентами, побывал во многих городах, в Хиросиме — тоже. Вблизи увидел последствия атомной бомбардировки и ясно представил себе, что ждёт людей, если случится ядерная война. Лучше до этого и не доживать: война, на которой мы с тобой были, — игрушка по сравнению с ужасами войны будущей.
После поездки сидел дома, много работал. Не знаю только зачем. Просят, умоляют написать о войне, напишешь — не проходит в печать: всем нужна война красивая и героическая, а та, на которой мы были, с грязью, вшами, подлецами-комиссарами вроде начальника политотдела нашей дивизии — такая война никому не нужна, а врать о войне я не могу, ибо чем больше врёшь о войне прошлой, тем ближе становится война будущая.
Но всё равно живу работами и заботами. К будущей зиме, здоров буду, надеюсь закончить новую книгу рассказов и, может, сделаю, точнее, доделаю маленькую повесть, а скорее, маленький роман.
С успехом прошёл по телевидению фильм по моему сценарию «Ненаглядный мой». С тем же режиссёром собираемся работать над трёхсерийным телефильмом «Где-то гремит война». Я ещё сделал инсценировку для местного театра ко Дню Победы, и ещё много чего поделал. Очень устал. Твой Виктор
1985 г.
(И.П.Борисовой)
Дорогая Инна Петровна!
Посылаю Вам (в «Новый мир») два, не скрою, дорогих мне рассказа (может, оттого что я давно их не писал, самостоятельных и больших рассказов, и разгон начался с «Медвежьей крови» — спасибо ему хоть за это!). Рассказы эти помогли мне преодолеть душевную депрессию и творческий застой, хотя по мелочам много чего делал — да всё не то...
У меня просьба к Вам и к редакции — оставить посвящение Ульянову. Он знает о рассказе и о посвящении, отнёсся к этому почти благоговейно, и я окажусь не просто трепачом, а попаду перед ним в очень неловкое положение.
Обогатившись опытом литературно-творческой работы по телефону, я уже сам, по доброй воле, поработал за цензуру и карандашом снял «опасные места» — всё же сам я сделаю это лучше и чище, чем чужие руки. И в первом рассказе удалось мне вывернуться из «щекотливых мест и ситуаций» (о Господи! Как иногда сдохнуть хочется!), и более его портить не надо, а снимут — что ж, не первый раз булыжник на голову. Будут лежать рассказы в столе, соберётся сборник — пойду в верха, хотя и знаю, ничего доброго из этого не выйдет — могу сорваться, и срыв этот давно назрел: ведь правят и уродуют меня с первых рассказов! Название рассказа изменил оттого, что он «вылез» из замысла, пошёл дальше и перерос прежнее название. Кажется, и закончить его удалось нужным аккордом — этаким человеческим вздохом о жизни и обо всех нас, незаметно приближающихся к своему естественному концу.
Посылаю «Жизнь прожить» с правкой и такой экземпляр, чтоб видно было правку и вам было бы легче ориентироваться. Рассказы большие, если что-то нужно заплатить за перепечатку — сообщите, куда и кому, немедленно уплачу.
Кланяюсь. Желаю Вам и журналу успехов и хоть маленького послабления со стороны дозревающих наше хилое и горькое слово. [Один рассказ — «Жизнь прижить» — был всё же изуродован цензурой и опубликован в N° 9 за 1985 г., второй, «Тельняшка с Тихого океана», пришлось автору снять, уже набранный и свёрстанный, и передать в другой журнал. — Сост.]
Ваш Виктор Астафьев
Март 1985 г.
Красноярск
(М.С.Литвякову)
Дорогой Миша!
Ну, задали вы мне работы, и «Зенит», и ты — только что подписал 29 книг, уж какие в наличности есть [Литвяков попросил Астафьева подписать свои книги для футболистов «Зенита». — Сост.]. Помаленьку посылками отправим на твой адрес, а ты уж там посмотри, когда и как и кому отдать книги- Я подписывал им книги после очередного проигрыша в Баку. Во, молодцы! я их пытался приободрить, но знаю, что вознесёшься духом, а падать брюхом. Они уже в первой игре с «Факелом» могли пропустить 4 гола, и Миша Бирюков отбивался ногами, головой, брюхом, даже и руками. Теперь, видно и он не успевает отбиваться... Вон, киевляне-то, все непогоды выдержали, самого Буряка выперли в Россию, в кокетливо-модное «Торпедо», за которое даже я перестал болеть, и начали играть.
Снега у нас нынче до крыши, в Хакасии сдуло и к нам принесло. Зимой много писал, в том числе, меж делом, сладил трёхсерийный сценарий «Где-то гремит война» для телевизора. Режиссер тот же, Артур Войтецкий, что делал Ненаглядный мой». Начало съёмок в августе здесь, в нашем крае.
В середине апреля летим в Болгарию отдыхать. Тут ведь не дают ни бзднуть, ни охнуть — всем надо художественно написанных мемуаров и произведений, а цензура совсем не того жаждет. Домой надеемся вернуться числа 3-4 мая, и сразу в деревню. Сейчас, перед отъездом, завершаю все текущие дела, очень устал. Весна у нас, как и зима, плохая, дурная скорее. Надо бежать в Болгарию, там, говорят, тепло.
