Петр Гутиков - Петля безопасности: хроника автомобильных катастроф

Из ГАИ его отпустили в тот же вечер. Перед этим он позвонил товарищу по команде и, объяснив суть дела, попросил приехать. Товарищ вскоре приехал и отвез Юрия домой. «Форд» оставили в ГАИ — требовалось провести его тщательную проверку. Впрочем, если бы ему разрешили забрать свой «Форд» и ехать самому, он бы отказался. Его все еще продолжало лихорадить. Управлять автомобилем на тот момент он просто-напросто не мог.

Ничего не подозревая о случившемся, дома его ожидала жена. Она собиралась снова его немножко пропесочить. Но тот с порога стал рассказывать, что произошло. Галина была глубоко потрясена, ей даже стало плохо. Пришлось отпаивать лекарствами. Ночью ни ему, ни ей не спалось. Мысли не давали спать. Обоих занимал вопрос, что же будет дальше, как изменится их жизнь после этого странного ДТП.

Наутро Юрий отправился электричкой в Подмосковье на тренировочную базу «Спартака» в Тарасовке. Его встретили основатель команды Николай Петрович Старостин и тренер Никита Павлович Симонян. Они знали о происшествии и были полны решимости бороться за Севидова. Между тем никто из них еще не знал, чем завершилось происшествие для пострадавшего. В больнице «Скорой помощи» неопытный врач-студент дал ему наркоз. Сердце академика Рябчикова не выдержало, и он скончался.

Едва Севидов успел побеседовать со Старостиным и Симоняном, как в Тарасовку прибыла милиция. Был проведен довольно жесткий по тональности допрос. Во время допроса бомбардир «Спартака» узнал и фамилию потерпевшего, и его регалии, и о том, что он умер в больнице. Вот только о том, что Рябчиков умер от медицинской ошибки, не было сказано ни слова. Почему? Да потому, что в дело вмешалась политика. Академик был в фаворе у руководства КПСС. Его родственники (прежде всего жена) спешно задействовали связи внутри партии. Дело тут же приобрело оттенок политического, а Юрий оказался за решеткой — сначала как подследственный, а затем как подсудимый.

По сути, судебная расправа над Севидовым была госзаказом. Еще во время следствия в «Комсомольской правде» появился гневный обличительный материал, где футболист обвинялся в мыслимых и немыслимых грехах. Справедливого суда можно было не ожидать. Решение принимал не судья, а некто в партийных верхах, используя так называемое «телефонное право». «Десять лет максимум по этой статье? Так дайте ему десять!» — поступил приказ оттуда. И судья его неукоснительно выполнил. Кстати, процесс вел молодой судья, так как опытный решил не участвовать в заведомо заказном судилище.

Если для коммунистов вина Севидова в смерти академика Рябчикова была очевидна, то для нас это вовсе не факт. А вот с причинами аварии немного сложнее. Мы сразу же отметаем любые возгласы о фатальном стечении обстоятельств и обращаем внимание только на совокупность фактов. Был ли виновен футболист в происшествии на Котельнической набережной? Да, так как изначально он сел за руль в нетрезвом виде на фоне общего негативного эмоционального состояния (неудачи на поле, ссора с женой). Он мог сколько угодно утверждать, что днем лишь пригубил чуть-чуть коньяка. Однако ехать двадцать метров и не видеть, что на капоте твоей машины лежит человек, в трезвом (адекватном) состоянии вряд ли возможно. Неадекватностью можно объяснить и странные «маневры» с автомобилем после аварии. Однако насколько виноват Севидов, настолько же виноват и академик Рябчиков, забывший навеселе об элементарных правилах дорожного движения.

А вот то, что произошло дальше, является ярким примером халатного отношения людей к выполнению своих обязанностей. Сотрудники ГАИ не составили общую картину происшествия по горячим следам. Врачи знали, что травмирован знаменитый ученый, но отвезли его не в ту больницу. Одного участника ДТП освидетельствовали на алкоголь, а другого — нет. В больнице опытный врач подменился студентом, который и совершил ужасную ошибку. Но вся эта халатность — полбеды. Все-таки главной проблемой в этом деле стало прямое вмешательство партийных органов в следствие и суд над бомбардиром «Спартака».

Юрия Севидова приговорили к десяти годам лишения свободы. С него сняли звание мастера спорта. Отсидев чуть меньше половины срока, он был освобожден по амнистии, приуроченной к столетию со дня рождения В. И. Ленина. С тех пор Юрий Александрович очень осторожно относился к автомобилям. Хотя автомобиль как таковой в его беде был виноват меньше всего. 

1980 г. Пожар в минском автобусе

Начало 1980-х годов. Советская Белоруссия считалась тогда образцово-показательной республикой СССР. Послевоенная индустриализация привела к созданию большого числа промышленных предприятий, расположенных в городах или в непосредственной близости от них. Масса деревенского населения бросала родные места и переезжала в города. Бывшие сельчане пытались вписаться в городской ландшафт, осваивали новые для себя профессии и специальности. Многим приходилось осваивать вождение в условиях города, большинству — привыкать к правилам дорожного движения и безопасности на дорогах в целом.

Одной из популярных профессий в те годы стала профессия водителя автобуса. Ведь белорусские города в то время разрастались. Строились новые микрорайоны. Власти были вынуждены открывать все новые и новые внутригородские автобусные маршруты, чтобы обеспечить своевременное прибытие жителей новых микрорайонов к своим рабочим местам. Расширялось также и междугороднее автобусное сообщение. Профессия всячески романтизировалась. В 1983 году киностудия «Беларусьфильм» даже сняла художественную ленту под названием «Водитель автобуса». В ней хоть и рассказывалось о некоторых трудностях работы водителя, но многие вероятные опасности замалчивались. Не было в фильме и даже малейшего намека на минскую трагедию 1980 года.

То обстоятельство, что информация о трагических происшествиях любого плана не попадала в СМИ, не является удивительным. Вся информационная система тогда находилась под полным контролем компартии. Последняя же проводила такой курс, по которому информация подавалась населению дозированно. Освещались реальные и мнимые успехи советского общества, но отнюдь не ужасные трагедии, которые время от времени происходили в разных уголках тогдашнего Советского Союза. Власти Белорусской ССР, полностью подчиненные Москве, ни на шаг не отходили от генеральной линии. Поэтому из газет, радио— или телепередач белорусы не смогли узнать в 1972 году о страшном взрыве на Минском радиозаводе, а в 1980 году — о жутком происшествии в центре белорусской столицы.

3 марта 1980 года учитель истории в одной из минских школ начал необычно. Он не стал проверять домашнее задание. Он не напомнил, что под 3 марта 1067 года в древнерусской летописи впервые упоминается Минск (Менск). Он начал говорить о том, что произошло буквально за час до начала уроков. С замиранием сердца даже отъявленные двоечники слушали рассказ учителя об автобусе № 62, который сгорел вместе с пассажирами. Он напомнил о роли случая в истории и вопреки господствовавшему тогда марксистско-ленинскому подходу указал на превратности судьбы. «В этом автобусе мог оказаться и я, — говорил историк. — Выбежал из дому, потом вспомнил о забытых на столе бумагах — пришлось возвращаться… Потому и ехал на следующем автобусе, из окна которого видел, что случилось». Так что же все-таки произошло тогда в Минске? Попробуем рассказать об этом по порядку.