Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Во время сеансов Жерару (как, думается, и ранее Давиду) докучали многочисленные друзья и поклонники Жюльетт – одного из них художник выставил за дверь, обещая, что испортит картину, если тот немедленно не удалится. А сам портрет будет впоследствии подарен первому настоящему возлюбленному мадам Рекамье – прусскому принцу Августу. Учитывая обстоятельства её странного замужества, которое, скажем, забегая вперёд, продлится долгие годы, никто не осудил бы несравненную красавицу (и умницу!) Жюльетт за желание обрести любовь вне брака, но до встречи с Августом все прочие обожавшие её мужчины, среди которых были весьма выдающиеся личности, не получали взаимности. Жюльетт либо переводила их в разряд друзей (а дружить она умела как никто другой – и тот, кто входил в её ближний круг, мог рассчитывать на самую нежную заботу и поддержку), либо мягко, но непреклонно убеждала их в невозможности романа.
В 1801 году, вскоре после того как был написан портрет кисти Жерара (и брошен тот, что рисовал Давид), мадам де Сталь познакомит Жюльетт с будущим основателем французского романтизма, философом, писателем, политическим деятелем Рене де Шатобрианом. Сегодня это имя за пределами Франции упоминается чаще в связи со знаменитым стейком (названным, разумеется, в честь виконта), но в прежние века оно гремело на весь цивилизованный мир (в России им восхищались Жуковский, Батюшков, Пушкин). Первое знакомство Шатобриана и Рекамье не имело никаких последствий – о чём он будет сожалеть спустя многие годы в «Замогильных записках», своём шедевре, посвященном Жюльетт. Прежде чем они разглядят друг друга, пройдёт шестнадцать лет.
Пока мадам Рекамье переживала увлечение прусским принцем, Шатобриана интересовала в основном литературная и политическая карьера (он мечтал стать министром иностранных дел – и стал), к тому же он был женат и избалован постоянным дамским вниманием. Роман Жюльетт и Рене начнётся после множества потрясений – как личных, так и общественных, когда ей будет за сорок, а ему – под пятьдесят.
Сделать всё, не сделав ничего
Nulle dies sine nebula – «Не бывает дня без тучи». Такой девиз выбрала для себя Жюльетт Рекамье. Эдуард Эррио, один из её биографов, утверждает, что в жизни своей она «…не сделала ничего весомого и значительного». Что ж, если подходить к нашей героине с этой меркой, то в самом деле ей нечего предъявить на суд истории. Она не писала великих романов, как госпожа де Сталь. Не завоёвывала полмира, как Наполеон. Не создала нового стиля в литературе, как Шатобриан, прижизненное собрание которого составило 31 том. Главным талантом Жюльетт стала её стойкость перед ударами судьбы и преданность дружбе как с великими, так и с никому не известными людьми, которых она спасала от смерти (иногда в прямом смысле слова – спасала от эшафота), исцеляла их печаль, устраивала судьбу. Шатобриан, описывая «дочь Роны»[30] в тех же «Замогильных записках», называл её «владычицей своих чувств» и восклицал: «Да позволено будет мне хотя бы на закате своих дней возвратить той, которую все любили и которая не заслужила ни от кого ни единого упрёка, волшебную нежность, какой она наполнила мою жизнь!».
Её и в самом деле все любили – или же восхищались на расстоянии. Ещё одна цитата из Шатобриана о Жюльетт: «Её идеальная красота сплелась с материальным ходом нашей истории: это спокойный свет, льющийся на бурный пейзаж». Но спокойствие не мешало мадам Рекамье всегда следовать своим путём – жизнь научила её оставаться собой даже во время самых серьёзных испытаний. Герцог Веллингтон (тоже, не сомневайтесь, влюблённый), навестив салон Рекамье после Ватерлоо, заявил: я разбил его в пух и прах! Но это не покорило, а напротив, отвратило от него Жюльетт: для другой реакции на известие о падении Наполеона она была уж слишком француженкой.
В 1803 году первый консул приказал закрыть салон госпожи Рекамье. Её независимость и близкая дружба с госпожой де Сталь раздражали Наполеона и были опасны. Спустя пару лет господин Рекамье объявил о своём банкротстве – и Жюльетт пришлось срочно менять привычный образ жизни. Теперь она не принимала визитёров, но сама подолгу гостила у друзей, сократила расходы. Но не попыталась развестись с «мужем», оставаясь рядом и в радости, и в горести. Новый удар не заставил себя ждать – через год скончалась обожаемая мать Жюльетт. По её завещанию мадам Рекамье получила наследство и обрела финансовую независимость, но тоска по госпоже Бернар была поистине невыносимой…
Мадам Рекамье уже тридцать – по тем временам серьёзный возраст. Но в случае Жюльетт цифры – это действительно всего лишь цифры! Биографы считают, что до встречи с Шатобрианом она не испытывала подлинной страсти, что именно виконт разбудил в ней женщину. Но и роман с прусским принцем Августом тоже полыхал во всю силу. Принц был безумно влюблён, Жюльетт, кажется, впервые в жизни задумалась о разводе, но потом всё же предпочла удовольствию долг. В марте 1808 года она порывает с Августом и отправляет ему на память о себе тот самый портрет кисти Жерара. Принц не расставался с ним, портрет всегда висел в его кабинете и после смерти Августа, по завещанию, вернулся к Жюльетт.
Разрыв с принцем не дался ей так уж легко – говорят, что сдержанная мадам Рекамье пыталась покончить с собой и что её кузен в последний момент выхватил у неё из рук пилюли с опиумом.
С годами боль, конечно, утихнет, Жюльетт будет переписываться с Августом, даже согласится подыскать гувернантку для его дочерей.
Парижская жизнь Рекамье теперь уже не такая роскошная, как в былые годы – но те, кто приходил к ним в элегантный особняк на шоссе д’Антенн, станут навещать и домик на улице Бас-дю-Рампар, и нанятые комнаты в «Лесном аббатстве», Аббеи-о-Буа (на улице Севр), где Жюльетт проведёт поздние годы жизни. Она воспитает, как дочь, свою племянницу Амелию, оставшуюся без матери, – именно Амелия станет её душеприказчицей и напишет воспоминания о мадам Рекамье.
В Аббеи-о-Буа с 1834 года
