Григорий Пенежко - Записки советского офицера

Меня удивило, что он рассказывает об этом с восхищением: хорошо, что у немцев не было пехоты, а будь она - первый автоматчик снял бы комдива. И я сказал об этом делегату.

- Да, - согласился он. - Связь подвела. Оказывается, Васильев пытался перед атакой вызвать по радио командиров полков, но почему-то вызвать не удалось. Разослал нарочника и оперативников штаба, - те нашли командиров полков уже после боя. Оттого полковнику и пришлось управлять боем личным примером.

"Конечно, - подумал я, - полковник личной храбростью сделал много, но всё-таки части дивизии бились самостоятельно, каждая на свой страх и риск. Общего управления ими не было. Вот и выходит: храбрости и у бойцов и у командиров хоть отбавляй, а организованности маловато".

*

Было около 22 часов, когда мы с комбатом явились в штаб дивизии, расположившейся на северной окраине местечка Буек. Васильев, допрашивавший пленного немецкого офицера, сказал, что сейчас должен придти начальник штаба и мы получим пакеты.

- А пока посидите...

Пленный - обер-лейтенант, адъютант командира танкового полка, немолодой, уже седеющий немец - хорошо владеет русским языком, который он изучил к молодости, когда работал где-то в России инженером-механиком. Он стоит в стойке "смирно". Отвечает на вопросы дерзко, иногда с иронией.

- Скажите, - спрашивает его полковник:

- Известно ли вам, почему Германия воюет против России?

- Известно, - отвечает он.

- Почему?

- Фюрер приказал.

- Это не объяснение. Я хочу знать мотивы.

- Фюрер мотивы объявил, - говорит пленный. - Они должны быть вам известны. И вообще я недоумеваю, почему вы, русский полковник, не спросили меня первым делом, какого я полка и какой дивизии, а задаёте не относящиеся к делу политические вопросы. Я не политик, я рядовой германский офицер. За два месяца до войны я знал вас по карточке, знал, что вы Васильев, командир танковой дивизии, участвовали в финской и монгольской кампаниях, награждены высшим орденом. Я знаю всех ваших командиров полков. Знаю вашего начальника разведки. А кого вы знаете из немецких старших офицеров? Я вчера каждые два часа знал, где ваша дивизия, а вы не знали даже, что мы идём на перехват вас.

Он вдруг поворачивается ко мне и спрашивает:

- Какое сейчас время?

Недоумеваю, но всё же смотрю на часы, отвечаю:

- Ровно ноль тридцать.

- Вот видите, господин полковник, - говорит, немец, - разница в четыре минуты - на ваших часах ноль тридцать четыре, - он показывает кивком на ручные часы Васильева.

Васильев не шевелится, не убирает руки, лежащей на спинке стула. Часы перед глазами пленного. Немец повышает голос:

- Разве так можно воевать? Вы уже проиграли войну.

Не пойму, как может Васильев равнодушно слушать этот самоуверенный лай? О чём он думает? Чего он разглядывает пленного? Мне кажется, что он ставит себя этим в неловкое положение.

Немец вытирает с лица пот шёлковым носовым платком и, точно спохватившись, снова деревянным аршином вытягивается перед Васильевым.

В комнате гнетущее молчание. Но вот Васильев переводит взгляд с пленного на чисто выскобленный обеденный стол и произносит по-прежнему ровно:

- Думаю, что дорогостоящая картотека вашей агентурной разведки подведет вас. У вас есть наши фотокарточки, но вы не имеете никакого представления о нас. В этом убеждать вас я, конечно, не буду, - скоро убедитесь сами.

Васильев поднялся со стула, быстрым движением расправил гимнастёрку и в упор поглядел на пленного.

- Задача вашей дивизии?

Пленный подобрался, точно ожидая удара хлыста.

- Я ничего не знаю ... Я давал присягу фюреру, - скороговоркой забормотал он.

- Мне нет до этого никакого дела, - оборвал его Васильев. - Говорите!

- Не знаю!

Васильев круто повернулся и резко приказал конвоирам:

- Вывести!

Немец сразу потерял весь свой гонор.

- Не надо, не надо! Я скажу! - завопил он, пытаясь схватить полковника за руку.

Васильев заложил руки за спину.

- Скажете? - усмехнулся он. - А, вот никто из присутствующих здесь не сказал бы, хоть режь его на части. Не беспокойтесь, мы лежачих не бьём.

Пока пришёл начальник штаба, я успел ознакомиться с обстановкой: оказывается, мы разгромили сегодня авангард легкотанковой дивизии прикрытие армии Клейста, главный удар, которой направлен на Дубно Кременец.

Переговорив с начальником штаба, Васильев подозвал меня.

- В штаб армии поедет связной, - сказал он. - Для вас я имею другое задание. Учтите, что задачу вам я ставлю лично. К четырём часам утра я должен знать, куда делись за рекой немецкие танки и где они пытаются форсировать Буг. Кстати, - улыбнулся он, - поставьте ваши часы по моим, пусть не смущают немцев.

Уже выйдя из штаба, я сообразил, что Васильев даже словом не намекнул, как выполнять поставленную задачу, предоставив мне самому намечать маршрут и изыскивать

способы добычи сведений. Вспомнил его тон при постановке задачи. Видимо, ему и в голову не пришло, что это может представить для меня какие-то трудности. Странно, но, кажется, он больше уверен во мне, .чем я сам. Боюсь, что случайный успех создал мне незаслуженную боевую репутацию. Может быть, всё-таки мне надо было доложить Васильеву, что я не строевой командир?

Откуда начать разведку - севернее Красне или южнее, переправившись через Западный Буг или через его приток? Немцы могли обойти нас как с севера, на Броды, так и с юга. Не выгоднее ли тогда начать разведку объездом с юга, форсировав у Красне речушку по железнодорожному полотну, и выйти к шоссе на Каменку. Таким путём, пусть длинным, но как будто безопасным, я окажусь в том самом районе, откуда вечером немцы начали наступление, откуда и сейчас доносится артиллерийский огонь. "Пожалуй, так..." - ободряюсь я и решаю, что прежде всего надо найти проводника, хорошо знающего эту местность.

Дед Титок, взятый мною в качестве проводника в одном из окраинных домиков местечка, словоохотливый и бойкий на вид старик, сразу же онемел, едва затряслась под ним машина. При каждом рывке он крестился, раскрывая рот от ужаса.

- Э, дедок ещё старорежимный, - разочарованно заметил Никитин. Техники боится. Наш бы колхозник давно полез в моторное отделение и надоел бы вопросами - что да как? А этот только дрожит, будто на дракона его посадили.

Далеко правее нас свирепствует артиллерийский огонь, - это немцы бьют по нашей дивизии. А вблизи нас - ни звука, ни живой души. Только впереди мерцают во тьме два кормовых стопфонаря наших дозорных машин. По полотну железной дороги перешли ручей. Куткож остался позади, впереди Жураты, где и должны быть немцы.

- Мост! Мост! - вдруг очнулся наш проводник и подался вперёд, всматриваясь в темноту.