Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман
На горшок он садился, только если ему обещали печенье или какой-нибудь недоступный в обычное время предмет (еще спасибо, что брал). Мы презирали себя за развращение детской души, но так хотелось добыть победу. А еще через полтора месяца он согласился сесть на горшок и без посулов. Но с ребенком никогда не следует радоваться преждевременно: сегодня хорошо, а завтра опять будет плохо. Да вот еще беда: оказывается, надо было его приучать делать свои дела стоя! И в очередной раз нам грозили необратимыми последствиями.
Женя был не единственным двуязычным ребенком в моем окружении. Я работал в академическом институте языкознания. Сверстник нашего сына, русско-литовское дитя, вполне освоил теорию на обоих языках (где, что, куда), но не просился. И у нас происходило то же. На каком-то раннем этапе дедушка при виде мокрых штанов стал приговаривать: «Ай-я-яй». Женя это запомнил и, когда его спрашивали, что говорит дедушка в соответствующей ситуации, очень внятно и с удовольствием отвечал: «Ай-я-яй», – но своих привычек не менял. Потом он стал реагировать на каждый акт тем же возгласом. Поскольку его ни на секунду нельзя было оставить без присмотра (заберется на трюмо – непременно заберется – и упадет: один раз и упал), то и в уборную приходилось брать его с собой. Он наблюдал за происходящим с живейшим интересом и в нужный момент произносил с неизменной укоризной в голосе: «Ай-я-яй». А однажды, увидев тонкую струйку из-под крана, тоже пропел «Ай-я-яй». Подобная ассоциация универсальна у малышей. «Вставай! Что ты так долго делаешь на горшке?» – «Ай-я-яй».
Когда Женя научился говорить на двух языках, появились такие диалоги:
– Ты наделал в штаны?
– А-ха (или «есь», то есть yes).
– Хорошие мальчики разве так поступают?
– М-м(ы), – с отрицательной интонацией, а по-английски почти чистое no!
– Какой же ты мальчик?
– П'охой (бяд – bad).
Я ему сказал, что буду за такое безобразие бить (он и «бить», и beat произносил как «бить»), и даже чуть-чуть хлопнул несколько раз. Для вида он слегка заплакал, но включил и эту сцену в спектакль. Показывая мокрые штаны, он неизменно говорил: «Папа, бить». К концу второго года между Женей и дедушкой постоянно разыгрывалось такое действие: «Где мой маленький мальчик?» – и загадка: «Что мы сейчас будем делать?» (ответ: «Сядем на горшочек»). Женя обожал эту загадку, притворялся, что не знает, о чем идет речь, но, поощряемый криками: «Он угадает, он у нас молодец», – заявлял: «Молодец», – и под угодливый смех слушателей говорил: «На горшочек».
Он стал довольно устойчиво проситься к двум с половиной годам. В тот день, когда ему исполнилось два года и три месяца, он вдруг сказал мне в лесу, что хочет писать. Не веря своим ушам, я содрал с него колготки и завел разговор о наградах за хорошее поведение. Через час я стал рассуждать о том, что прекрасная вещь – сырник (да, да, именно сырник!), если его густо помазать вареньем. Женя снова попросился. Целый день я с непритворным вдохновением развивал эту тему, и мы продержались до вечера.
После ужина он ел оладью, и варенье текло у него по подбородку. Никина мама называла такие награды премиями. «Вкусная премия», – заметил Женя, унаследовавший от бабушки пристрастие к пирогам и прочим изделиям того же цеха. Возвраты к варварству были эпизодическими и кратковременными. Горшок перенесли в уборную и приучили пользоваться им только там. Так Женя преодолел еще один рубеж своего детства, не став «рыбаком» и усвоив стоячее положение. Поздновато? У других лучше? Как давно выяснено, твой ребенок всегда кому-то по плечо.
Женя проходил все положенные ему стадии, иногда опережая своих сверстников, чаще вроде бы отставая от них: начал проситься позже многих, а говорил к трем годам бойчее, чем другие, да еще на двух языках. И пристрастия его были, насколько я понимаю, типичными. Выше самых любимых игрушек котировались белый футляр от моих очков и Никина ночная сорочка. Но футляр ему изредка вручали только как награду за выдающиеся достижения (или предлагали в качестве взятки), а сорочка была всегда под рукой.
Не следует думать (я опять спешу предупредить упражнения фрейдистского и постфрейдистского толка), что в отсутствие матери Женя искал ей замену, так как то же самое происходило, когда Ника сидела рядом. Он повсюду таскал эту сорочку, закутывался в нее и прижимался к ней, то есть не исключено, что он ценил сорочку за ее принадлежность, но она не претендовала на роль Никиного суррогата. В зависимости от обстоятельств, она служила подстилкой, ковром-самолетом и чем-то вроде сари. В конце концов ее перестали стирать, отдали ему на растерзание, и она, подобно многим кускам материи, окончила жизнь половой тряпкой. А потом без всякого перехода Женя забыл о ней. Между прочим, к моим домашним черным штанам он тоже был неравнодушен, а если мы не предупреждали атаки, в ход могла пойти и крахмальная рубашка.
Я знал маленького мальчика, который засыпал только под своим голубым одеяльцем. Но и днем он мог заниматься им бесконечно. Без этого одеяльца никуда нельзя было уехать, и еще в семилетнем возрасте он клал себе в кровать этот изодранный, застиранный лоскут младенчества. Одна женщина, исповедуясь в газете (где же еще?), рассказала, что не отправляется ни в одно путешествие без плюшевой собачки своего раннего детства. Именно такая собака (уже в Америке) была и у Жени. Она сопровождала своего хозяина во многих странах, но в тотем не превратилась.
Женя за едой… Эта тема нескончаемой эпической поэмы обрастала богатейшими вариациями. Жене около полутора лет; вечер. Он сидит на диване и догрызает хрустящий хлебец. Рядом лежат кукла Катя (она же Долли) и красный лев. Я спрашиваю, не дадим ли мы кусочек кук ле. Женя забился в конвульсиях. А льву? Та же реакция. Ну а дедушке? Снова отказ. А маме? И вдруг прозвучала интонация согласия. Я обрадовался и осторожно назвал дедушку во второй раз. Опять хорошо!
Ники не было дома, и я срочно затребовал тестя с кухни. Он пришел, и Женя действительно дал ему кусочек. Однако выяснилось, что он не рассчитал последствий свое го шага: он вовсе не намеревался остаться без сухарика и поднял крик. Пришлось огрызок вернуть. Увы, Женя не только не отдавал своего, но и постоянно претендовал на чужое. Назавтра после истории с хлебцем Ника
