Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
— Вы сочинили, чтобы закрыть свои преступления!
— Это было единодушное решение Президиума ЦК. Никто в партии, ни один обком, ни один ЦК компартии республики не высказался против этого решения.
— Сообщников ищете!
Тут вновь вступил Хрущев:
— Скажи, почему все обвинения делались только на основе личных признаний тех, кто арестовывался? А эти признания добывались в результате истязаний. На каком основании было принято решение о том, чтобы арестованных истязать и вымогать у них показания?
— Никто из нас таких решений не принимал и не подписывал без решения ЦК. Я больше, чем кто-либо из вас, и больше, чем вы, товарищ Хрущев, иной раз возражал Сталину и имел в связи с этим большие неприятности. Никто из нас, ни один зам Председателя Совнаркома не подписывал таких решений без решения Политбюро[1489].
Свое выступление Молотов продолжил на вечернем заседании 24 июня, дойдя, наконец, до международных дел. Начал с критики «американоцентризма» Хрущева, его желания решать вопросы напрямую с США, продолжил напоминанием о необходимости поддерживать авторитет СССР и МИДа. В связи с финской баней обратил внимание на необходимость «соблюдать и определенное достоинство перед иностранными буржуазными деятелями». Счел ненормальным, когда председатель Совета министров ни в одну страну еще не выезжал без Хрущева. Затем вернулся к XX съезду, где из утвержденного проекта отчетного доклада исчезли позитивные оценки пройденного исторического пути, зато появилась «новая линия — только осуждать Сталина».
— Ты хочешь повернуть все назад, чтобы потом самому взять топор, — возмутился Хрущев.
— Нет, не так, товарищ Хрущев. Я надеюсь, что ты этого не хочешь, тем более я не хочу этого. Но если отбросить второстепенное, то следует сказать следующее. Во-первых. Для постановки вопроса о нарушении коллективного руководства имелись серьезные основания. Поправить в этом отношении тов. Хрущева необходимо. Во-вторых. Что касается дальнейшего, то интересы партии требуют — не допустить репрессий за критику недостатков первого секретаря. (Шум в зале.)
— Есть решение X съезда партии, вы нарушаете единство партии, — закричали из зала.
— Вы путаете что-то. В-третьих. Необходимо конкретными мерами укрепить коллективное руководство в Президиуме ЦК[1490].
Затем еще четыре дня члены ЦК и сам Хрущев песочили Молотова и то, что стали называть антипартийной группой. О характере дискуссии хорошее представление дают слова Брежнева:
— Перед нами все глубже и полнее раскрывается картина чудовищного заговора против партии, заговора, организованного антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича, Шепилова. К сожалению, им удалось вовлечь в свою раскольническую группу Булганина, Сабурова, Первухина. Ничего не скажешь, товарищи, это опытные, прожженные политиканы. Давно набившие себе руку на темных, закулисных делах[1491].
Полагаю, неприятным сюрпризом для Молотова стало выступление Громыко, который заявил, что оппоненты Хрущева «поставили себя в известном смысле в положение союзников Даллеса». Хрущев клеймил:
— Мне думается, товарищи, что идейным вдохновителем этого дела был Молотов. Организаторами антипартийной группы был Маленков. Подпевалой, как точильщик со своим станком для точки ножей, был Каганович. Тов. Молотов, если вам дать волю в руководстве, вы страну загубите, вы приведете ее на положение изоляции, и никто не может гарантировать, что вы не совершите поступок, который может привести к авантюризму и развязать войну[1492].
Утром 28 июня на десятом заседании Молотов получил заключительное слово:
— Товарищи, я вышел на эту трибуну для того, чтобы заявить об ошибочности моей позиции в дни перед пленумом и на настоящем пленуме. Я, товарищи, хочу к этому добавить вместе с тем, что критику недостатков членов Президиума Центрального Комитета, как и первого секретаря Центрального Комитета, я считаю законной. Я считаю, что мы должны спорить, мы должны выяснять те оттенки мнений, которые бывают между нами. Когда я мог работать на том или ином посту, для меня были и остаются святы прежде всего интересы партии, интересы Советского государства[1493].
Пленум принял постановление «Об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.». Она обвинялась в том, что «добивалась смены состава руководящих органов партии», «упорно сопротивлялась и пыталась сорвать такое важнейшее мероприятие, как реорганизация управления промышленностью, создание совнархозов», вела «ничем не оправданную борьбу против призыва партии — догнать в ближайшие годы США по производству молока, масла и мяса на душу населения». Молотову дополнительно ставилось в вину сопротивление освоению целинных земель, «ликвидации последствий культа личности», курсу на улучшение отношений с Югославией. Пленум вывел всех троих из состава Президиума ЦК и из состава ЦК, снял с поста секретаря ЦК «примкнувшего к ним» Шепилова[1494].
Леонид Млечин пишет об антипартийной группе: «И ведь, казалось бы, разумные вещи они говорили в пятьдесят седьмом: что формируется культ личности Хрущева, что нужна демократия и коллегиальность в партии, что лозунг “догнать и перегнать Америку по мясу и молоку” просто глупый… Антипартийной в советской истории становилась группа, потерпевшая поражение во внутрипартийной борьбе. Победил Хрущев, поэтому его противники оказались антипартийной группой.
Осенью шестьдесят четвертого Хрущев проиграет, и люди, которые говорили о нем почти то же самое, что Маленков и другие за семь лет до этого, окажутся победителями и возьмут власть»[1495].
Награды за лояльность не заставили себя долго ждать. Президиум ЦК был расширен до пятнадцати человек за счет перевода туда из кандидатов Жукова, Брежнева, Шверника, Фурцевой, а также секретарей ЦК Аристова и Беляева.
Несколько дней думали, как поведать стране и миру о пленуме. 3 июля в «Правде» появилась статья о том, что любые нарушители партийной дисциплины, какие бы высокие должности они ни занимали, будут исключены из партии, как Каменев или Зиновьев. Дипкорпус и разведки сделали вывод, что, скорее всего, речь идет о Молотове. В 16 часов вечера от московского корреспондента «Daily Worker» утекла информация, сразу ставшая мировой сенсацией, о том, что Молотов, Маленков, Каганович и Шепилов будут подвергнуты немедленным репрессалиям. «В это вначале было почти невозможно поверить, особенно когда иностранным корреспондентам, которые пытались телеграфировать это сообщение, до шести вечера не разрешали этого сделать, — писал Пэррот. — История была объявлена официально в России в 9 часов вечера в передаче московского радио на арабском языке. Вся история появилась в прессе на следующий день с длинными обвинениями “антипартийной группы”»
