Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
– Ваша честь, – попытался протестовать прокурор, – заявление со скамьи подсудимых имеет гораздо меньше веса, чем показания под присягой.
– Я думаю, господин прокурор, – сухо ответил ему судья Куарт де Вет, – что адвокаты стороны защиты обладают достаточным опытом, чтобы проконсультировать своих клиентов без вашей помощи.
Перси Ютар сел.
– И нам, и нашим клиентам известны положения Уголовного кодекса, – ответил Брэм. – Я вызываю Нельсона Манделу!
Я встал, повернулся лицом к залу суда и принялся медленно читать:
«Я – первый обвиняемый.
У меня степень бакалавра гуманитарных наук, я несколько лет практиковал в качестве адвоката в Йоханнесбурге в партнерстве с мистером Оливером Тамбо. Я осужден и отбываю пять лет тюремного заключения за незаконный выезд из страны и подстрекательство к забастовке в конце мая 1961 года.
Я сразу же признаюсь в том, что являюсь одним из основателей формирований ”Умконто ве сизве“ и играл заметную роль в их деятельности, пока не был арестован в августе 1962 года.
Я хотел бы с самого начала заявить, что утверждение, прозвучавшее во вступительной речи прокурора, о том, что борьба в Южной Африке находится под влиянием иностранцев или коммунистов, совершенно не соответствует действительности. Все, что я делал и как личность, и как лидер своего народа, было продиктовано опытом моей жизни в Южной Африке и моей гордостью от сознания, что я – африканец, а не указаниями каких-либо иностранцев.
В юности в Транскее я слушал истории старейшин моего племени о былых временах. Среди этих историй были рассказы о войнах, которые вели наши предки, защищая свои земли. Дингане и Бамбаты, Хинца и Маканны, Скунгти и Даласиле, Мошвешве и Сехухуне были воспеты как гордость и слава всей африканской нации. В то время я надеялся, что жизнь даст мне возможность послужить своему народу и внести свой скромный вклад в его борьбу за свободу. Именно это мотивировало меня на то, в чем меня сейчас обвиняют в ходе этого судебного процесса.
Упомянув этот аспект, я должен немедленно и достаточно подробно рассмотреть вопрос о насилии. Кое-что из того, что до сих пор говорилось суду, является правдой, но кое-что не соответствует действительности. Я, тем не менее, не отрицаю, что планировал диверсионные акты. Однако я не планировал их в духе безрассудства, потому что я не испытываю никакой любви к насилию. Я планировал диверсии после спокойной и трезвой оценки политической ситуации, возникшей после многих лет тирании, эксплуатации и угнетения белыми моего народа».
Я хотел, чтобы суд понял, что мы действовали не безответственно, что мы тщательно обдумывали все последствия принятия нами решительных мер. Я особо подчеркнул нашу решимость не причинять вреда человеческим жизням:
«Мы, члены Африканского национального конгресса, всегда выступали за демократию без расовых различий, и мы избегали любых действий, которые могли бы отдалить расовые группы друг от друга еще больше. Но суровые факты свидетельствовали о том, что пятьдесят лет отказа от насилия не принесли африканскому народу ничего, кроме все более и более подавляющего нас законодательства и все меньших и меньших прав. Возможно, этому суду сложно понять, но это факт: в течение долгого времени африканцы говорили о насилии, о том дне, когда они будут сражаться с белым человеком и отвоюют свою страну, а мы, лидеры АНК, тем не менее всегда убеждали их избегать насилия и использовать мирные методы. Хотя некоторые из нас обсуждали сложившуюся ситуацию в мае и июне 1961 года, нельзя было отрицать, что наша политика построения государства без расовых различий ненасильственными методами ничего не дала и что наши последователи стали терять доверие к этой политике и развивать тревожные идеи терроризма…
Формирования ”Умконто ве сизве“ были образованы в ноябре 1961 года. Когда мы приняли это решение и впоследствии сформулировали наши планы, сохранение принципов ненасилия и расовой гармонии АНК было очень важно для нас. Мы понимали, что страна катится к гражданской войне, в которой черные и белые будут воевать друг против друга, и с тревогой думали о создавшемся положении. Гражданская война означала бы разрушение того, за что выступал АНК. С гражданской войной достичь расового мира будет труднее, чем когда-либо. В истории Южной Африки у нас уже были примеры результатов такой войны. Потребовалось более пятидесяти лет, чтобы исчезли шрамы южноафриканской [англо-бурской] войны. Сколько же времени потребуется, чтобы избавиться от шрамов межрасовой гражданской войны, которую невозможно вести без больших человеческих жертв с обеих сторон?»
Я заявил, что диверсионные акты дали определенный толчок для развития будущих отношений между расовыми группами. Реакция властей в лице представителей белого населения на наши первые диверсионные акты была быстрой и жестокой: диверсии были объявлены преступлением, караемым смертной казнью. Я подчеркнул, что мы не хотели гражданской войны, но, если она окажется неизбежной, мы хотели быть к ней готовыми:
«Исторический опыт убедил нас в том, что народное восстание предоставит правительству неограниченные возможности для поголовной резни нашего народа. Но именно потому, что земля Южной Африки уже обильно полита кровью невинных африканцев, мы сочли своим долгом начать длительную по времени подготовку к применению силы для того, чтобы защитить самих себя от силовых методов. Если бы война стала неизбежна, мы бы хотели, чтобы она велась на условиях, наиболее благоприятных для нашего народа. Наиболее перспективным методом борьбы, который обеспечивал нам наиболее широкие возможности наряду с наименьшим риском для человеческих жизней с обеих сторон, являлась партизанская война. Поэтому мы решили, готовясь к предстоящему противостоянию, предусмотреть именно такую возможность, возможность организации партизанской войны.
Все белые проходят обязательную военную подготовку, но африканцы такой возможности лишены. На наш взгляд, было крайне важно в качестве костяка наших будущих военизированных формирований подготовить обученные кадры, которые были бы способны обеспечить командование партизанскими отрядами в случае начала партизанской войны. Мы должны были должным образом подготовиться к такой ситуации, пока не стало слишком поздно».
Я объяснил, что на данном этапе наших дискуссий я покинул страну, чтобы принять участие в работе конференции Панафриканского движения за свободу Восточной, Центральной и Южной Африки и пройти военную подготовку. Я рассказал, что прошел курс военной подготовки, потому что в случае начала партизанской войны хотел сражаться вместе со своим народом. Несмотря на это, я считал, что возможности подрывной деятельности еще далеко не исчерпаны и что нам следует активно продолжать проводить диверсионные акты.
Я рассказал суду о различии между Африканским национальным конгрессом и формированиями «Умконто ве сизве» и о том, как мы добросовестно пытались обеспечить самостоятельную деятельность каждой из этих структур. Мы поставили перед собой такую задачу,
