«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов
Но разъяснения комитетов, что сражаться следует храбро, – оказались недостаточно убедительны; угроза судом не придала смелости начальникам, заменить которых было некем.
Все приведенные выше обстоятельства, имевшие место во время Моонзундской операции как то: недостаток нашего личного состава; слабость наших материальных средств, по сравнению с противником; промахи или недостаток выдержки командования в главнейшие моменты ее; недостатки организации, – все это в большей или меньшей степени, случается во многих боевых операциях и сильнее или слабее влияет на исход их. Но, как всегда и везде, в военных действиях, главнейшим и решающим фактором является моральный элемент. Перечисленные причины оказывали также на него свое воздействие, но была еще одна причина, придавшая ему особую специфическую окраску, – причина, лишившая личный состав русских вооруженных сил устойчивости и способности к сопротивлению.
Моонзундская операция была первой значительной операцией нашего флота после начала революции, в которой старые формы организации, быта и взаимных отношений неизбежно разрушались.
Вооруженная сила для того, чтобы наносить удары и оказывать упорное сопротивление противнику, для того чтобы его побеждать, должна быть крепкой, сплоченной, сверху донизу проникнутой единым сознанием и единой волей к борьбе и к победе. «Принцип военного дела есть принцип меча. Меч должен состоять из самого крепкого материала и ударять он должен не плашмя, а острием, чтобы вся живая сила удара сосредоточилась на остром крае. Так и войско, составляя крепко сплоченную среду, должно сосредоточить всю силу воли всех своих чинов на одну указанную цель. Крепости стали соответствует сплоченность и дух войска, остроте меча – его дисциплина»[277].
Без этих двух качеств – сплоченности и дисциплины – не может быть победы.
Красной нитью проходит через всю Моонзундскую операцию отсутствие этих именно качеств в вооруженной силе, ставшей на защиту Моонзунда. Недоверие команд к офицерам, и даже друг к другу; стремление большинства только к собственному спасению; полный упадок дисциплины, – выступают ярким пятном на фоне громких резолюций и того якобы подъема, которым характеризовалось настроение наших армий летом 1917-го года.
Совет флагманов в Гельсингфорсе в заседании 31 октября 1917 года, обсуждая положение на Балтийском морском театре, отмечал: «Обстоятельства взятия немцами Моонзундской позиции показывают, что сухопутные части потеряли всякую сопротивляемость воле противника – от начала до конца эта операция полна примеров полного упадка духа наших войск и чрезвычайной восприимчивости их к панике и бунту обезумевших от страха людей.
Только особые условия корабельной службы, в значительной мере способствующие порядку, когда корабль в море или в бою, дали возможность морским силам оставаться в руках командования и причинить флоту противника известный ущерб. Однако большего флот не мог сделать и, с падением сухопутной позиции, должен был прекратить борьбу и уйти…
В заключение считаем долгом засвидетельствовать, что со стороны команд мы постоянно слышали заявления о полной готовности к бою, об одушевляющих их чувствах и желании послужить родине. Мы не сомневаемся в искренности этих заявлений, а опыт Моонзундской операции показывает, что подъем духа команд действительно достаточен, чтобы выйти и вступить в бой.
Но команды в массе не сознают, что одного подъема духа и готовности к самопожертвованию недостаточно; что, не считаясь с признанием необходимости строжайшей и планомерной военной организации, этот подъем может быть сломлен противником в самое короткое время».
Такое же состояние привело нашу сухопутную армию к развалу и поражению на всем сухопутном фронте. На флоте положение было немногим лучше. Старая армия и флот доживали свои последние дни.
(Косинский А.М. Моонзундская операция Балтийского флота 1917 г.)
В.К. Пилкин. Два адмирала
Адмирал Владимир Константинович Пилкин оставил для потомков очень живые портреты последних адмиралов Российского Императорского флота. Их благородные достоинства и простые человеческие недостатки сплетались в судьбы, всецело посвященные флоту и Отечеству.
В повестях Даля имеется повесть под заглавием «Два лейтенанта». В ней описываются два русских морских офицера, два характера, совершено различные, друг на друга непохожие, но характеризующие нравы и быт русских моряков того времени.
Мне давно уже приходила мысль попытаться, по примеру Даля, описать двух морских офицеров, моих современников. Задачу я себе ставлю написать не биографии двух офицеров, не послужные их списки, а их портреты, характерные их черты. Они же будут или должны быть характерными для нравов и быта и службы на флоте нашего времени.
Я остановился на мысли описать двух офицеров, которые, в конце концов, были и двумя адмиралами, почему, в отличие от Даля и его «Двух лейтенантов», я по праву озаглавил мой очерк «Два адмирала». Сослуживцы не удивятся, когда я назову Михаила Коронатовича Бахирева и Александра Васильевича Колчака.
* * *
Михаил Коронатович Бахирев и Александр Васильевич Колчак. Как непохожи они были друг на друга! Конечно, впрочем, было у них общее: Бахирев, ласково именуемый сослуживцами «Коронат», был по происхождению донской казак. В нем чувствовалась монгольская кровь – разрез глаз, скулы… Колчак, некоторые говорят, тоже татарин, другие – турок. Оба адмирала, по происхождению не совсем русские, были людьми глубоко русскими.
Бахирев был среднего роста, коренаст, несколько по-медвежьи неуклюж и косолап, что называется «неладно скроен, но крепко сшит».
Колчак был худощавый, стройный. Физически не был крепким, но был выносливее многих, более крепких. Плоть была немощна, но дух силен и бодр. В наружности его было что-то орлиное. Когда вдова Александра Васильевича, Софья Федоровна Колчак, услышала от меня, что в наружности ее мужа было что-то орлиное, она пришла в страшное негодование: «Как что-то орлиное? Как что-то орлиное? Взгляд, взгляд был орлиный!» И она, конечно, была права – взгляд был орлиный. Выражение лица было суровое. При этом неожиданно, удивительно приятная, мягкая веселая улыбка. Обращал также на себя внимание рот Колчака, очень правильного, красивого рисунка. Вообще Колчака нельзя было не заметить.
Крепко сшитый Бахирев, молодым офицером, на канонерской лодке «Манджур», в китайских водах заболел чумой… Страшная болезнь! Но он выздоровел. Крепкий был
