«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов
«Что самое тяжелое, при разработке планов операции и при выполнении их – нам приходилось принимать в расчет и моральный элемент, который нельзя было считать равной силы с противником: уже опыт с нашей армией показал, насколько в этом смысле мы мало надежны.
Команда, под влиянием агитации, не доверяла офицерам; при постоянной близости к неприятелю результатом этого явилась излишняя нервность, в опасные минуты переходящая в растерянность, а в трудные превращавшаяся даже в панику (случай со «Славой» 4 (17) окт.). Чего раньше не замечалось, на походах в теплую и ясную погоду, вдали от неприятеля и в местах, где присутствие заграждений трудно предполагать, весьма многие одевали капковые жилеты. Забота о своей безопасности доходила до того, что XI-й дивизион эск. миноносцев при стоянке на
Аренсбургском рейде, где, кажется, бояться мало чего было, для своей охраны требовал катера и даже нарядил делегацию для поиска подходящих баркасов. Главнейшей заботой «Славы», по приходе ее на Куйвастский рейд, были постоянные запросы о глубине в Моонзундском канале.
Дисциплина, можно сказать, отсутствовала, и в команде было сознание полной безответственности и уверенность, что она все может сделать со своими начальниками. Судовые комитеты желали вмешиваться во все, в чисто военную часть, и даже требовали своего присутствия при наборе и разборе оперативных телеграмм. На некоторых кораблях такой контроль даже был осуществлен, и даже вскрывались секретные пакеты. Когда немцы обратили свое внимание на Рижский залив, неприятельские агенты и их приспешники, конечно, повели более усиленную пропаганду среди команд. Распускались невероятные слухи о положении внутри страны, на фронтах, указывали точную сумму, за которую генералами была продана Рига. Если стать на точку зрения команды, верившей этим вздорным слухам, требование контроля делается легко объяснимым. Но все дело в том, что при осуществлении его секрет уже переставал оставаться секретом и, главное, к этому делу примазались бы темные силы с нечистыми от немецких денег руками. На этом же основании я уже раньше докладывал командующему флотом о недопустимости передаваемых шифром приветственных и подбадривающих радиотелеграмм, посылаемых кораблями друг другу (замечательно, что в этих телеграммах более всего желали лечь костьми в Рижском заливе корабли, немогшие пройти Моонзундом). Против оперативного контроля я боролся всеми возможными мерами и, наконец, добился, чтобы он был уничтожен на тех кораблях, где уже существовал.
Политиканство распространилось вовсю: чуть не ежедневные сборы делегатов с кораблей, вечные переговоры по семафору и клотиковыми лампочками, частые митинги на берегу, общие собрания на кораблях только отвлекали людей от дела, которое и так-то не особенно спорилось, и держали и без того нервничающие команды в еще более напряженном состоянии.
Некоторые командиры миноносцев, чтобы хоть немного направить умы людей к настоящему военному делу, просились на несколько дней перейти ближе к неприятелю, где чаще были налеты неприятельских аэропланов.
Юзограммы[273] и телефонограммы политического и распорядительного (от разных комитетов) характера передавались в первую очередь; чисто оперативные задерживались, так что мне несколько раз, и словесно и по юзу[274], пришлось просить распоряжения командующего флотом о прекращении этого беспорядка».
Возвращаюсь к отчету адм. Бахирева.
«3-го (16) сентября на «Славе» в судовом карцере командой был арестован старший инж. – механик капитан 2 ранга Джелепов за отказ дать подписку на резолюции ее относительно происходивших в то время событий. На следующий день мне пришлось его на миноносце отправить в Гельсингфорс на «Кречет», в распоряжение штаба командующего флотом. Командир «Славы» кап. 1-го ранга Антонов незадолго до боя докладывал мне, что он вообще в своей команде не уверен и что во время какой-либо операции возможен случай, что команда решит не идти в назначенное место и в случае неисполнения ее желания перевяжет его и офицеров.
20-го сентября (3 окт.) возвращавшийся с дежурства из Аренсберга «Победитель» под брейд-вымпелом начальника XI-го дивизиона эск. миноносцев кап. 2 го ранга Пилсудского вошел на рейд Куйваст большим ходом, раскачал транспорт «Либаву» со стоявшим у его борта «Новиком» и оборвал швартовы у некоторых тральщиков и дозорных судов, бывших у пристани. По просьбе к.-а. Старка, раз требовавшего уменьшения хода на рейдах, я объявил свое неудовольствие «Победителю» за большой ход. На это «Победитель» поднял сигнал: «Флот извещается, начальник минной дивизии страдает от качки». Большая часть судов на рейде этот сигнал репетовала. Мною была послана юзограмма 21-го сент. (4 окт.) 1917 г. командующему флотом с мотивированной просьбой об отчислении меня от должности командующего морскими силами Рижского залива. С нарочным мною был отправлен более подробный рапорт об этом, также представлен подробный рапорт к.-а. Старка.
Дело затянулось до высадки немцев на Эзель 29-го сент. (12 окт.), когда, конечно, было уже не до решения этих споров.
Падение дисциплины среди команд выразилось и во многих кажущихся мелочах, в жизни кораблей имеющих громадное значение: вахтенная служба упала, уезжали в отпуск и в бесчисленные политические и хозяйственные командировки нужные для боя люди и т. п.
Несмотря на все это, я был уверен и, теперь мне кажется, я был тогда прав, что добрая половина судовых команд, пробывших с ранней весны в Рижском заливе, искренно желала дать отпор врагу и отстоять залив от овладения неприятелем. На морских батареях люди очень заботились о возможности своевременного отступления, и прислуга Моонских батарей для этой цели даже требовала в свое исключительное распоряжение буксиры. С сухопутными войсками, расположенными на островах, дело обстояло, по-видимому, хуже».
Общее положение дел, конечно, не могло не отразиться и на офицерах: вечные недоразумения и трения с командой, взаимное недоверие породило нервность; частые ослушания, малое желание что-либо делать и безнадежность на улучшение отнимали энергию у офицеров.
«Редко, правда, но все же были разговоры среди офицеров, что все равно с такою командою ничего не поделаешь и нет никакой надежды на военный успех. Некоторые офицеры и даже командиры из-за нервного расстройства должны были покинуть свои корабли. Командир «Славы», в политическом отношении самого беспокойного корабля, кап. 1-го ранга Антонов за стоянку в Моонзунде изнервничался, часто прихварывал; по моему докладу командующему флотом и по совместному обсуждению с ним, все-таки решено было не сменять его, так как трудно было найти охотника командовать «Славой», да и команда корабля не всякого командира приняла бы.
В количественном отношении боевые корабли офицерским составом были укомплектованы сносно; но на
