«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов
Оба офицера, оба адмирала, Бахирев и Колчак, были георгиевскими кавалерами. «С нашим праздничком», – поздравлял Михаил Коронатович в дни орденского праздника сослуживцев – георгиевских кавалеров. Бахирев был, конечно, воин спокойный и хладнокровный. Но «дело» его бригады крейсеров нельзя было назвать удачным делом. Слабым германским крейсерам удалось уйти, а «Альбатрос», выкинувшийся на шведский остров Готланд, впоследствии был поднят и уведен немцами. «Рюрик» долго преследовал слабейший «Роон», но неудачно и дал уйти.
Другое «дело» Бахирева была защита им, уже в трудные времена революции, семнадцатом году, Рижского залива и Моонзунда. Неприятель был, разумеется, много сильнее, но, главное, команды были уже не те. Так, заградитель «Припять», прежде ставивший мины под самыми дулами неприятельских пушек, вдруг в решающий момент отказался преградить, и туда, в тыл Рижскому заливу, прорвался неприятель.
Обстановка сделалась тревожной когда было получено от командующего флотом адмирала Развозова, что германский линейный флот идет, чтобы прорваться через передовую минную позицию в Финский залив и отразить наши силы в Рижском заливе и Моонзунде. Казалось, что предстоял неравный бой при защите передовой минной позиции. И вдруг было расшифровано предписание императора Вильгельма эскадре вернуться в свои порты. Чем было вызвано это распоряжение, мы тогда не знали. Не знаем доподлинно и теперь. Были сведения, довольно правдоподобные, что в командах германской эскадры, которые тоже были уже не те, что прежде, возникли волнения и беспорядки, которые и вызвали отказ от задуманной операции. У немцев оставалось воспоминание о трагической участи их миноносцев при прорыве к Балтийскому порту, почти всех погибших на минах.
Но под влиянием нависшей угрозы быть отрезанными, под впечатлением высадки немцев на Эзель и беспрепятственного их продвижения к Моонзунду, подбитой «Славы»; на «Славе» команда висела гроздьями за бортом и ревела: «Товарищи, спасите!» – и кидались с высоты трехэтажного дома на подошедшие, чтобы снять людей, наши миноносцы, погибая, иногда попадая в вентиляторы, Бахирев решил перейти в Лапвик.
Еще ночью потянулись из Моонзунда суда на север. В Лапвик пришел командующий флотом адмирал А.В. Развозов, и состоялось нечто вроде военного совета флагманов и капитанов. Я тихонько спросил моего брата, командира «Новика»: «Не слишком ли рано Коронат оставил Моонзунд?» Ответ был: «Если бы не Бахирев, в первый же день все бы разбежались».
На совещании было постановлено перейти на центральную позицию, а на передовой вести минную войну. Теперь мы знаем, что это было, может быть, слишком рано. Немцы выдохлись, потеряли на минах много миноносцев и тральщиков и не наступали.
В Гельсингфорсе командующий флотом А.В. Развозов созвал флагманов и капитанов. Была дана на обсуждение записка, в которой указывалось, что при настоящей дезорганизации и деморализации флота любая операция немцев против флота для нас кончится разгромом. Записку предполагалось вручить правительству. Зачем? Это было не ясно. Между строк можно было прочесть, что необходимо заключить мир. По существу записка была правильна: правительство не должно рассчитывать на Балтийский флот.
Было включено, что ни командующий флотом, ни флагманы и капитаны, ни офицеры не сомневаются в искренности заявлений и резолюций команд, что они готовы исполнить свой долг до конца, грудью стать за Родину и т. п. Но опыт показал нам, старшим, более опытным, что команды не отдают себе отчета в дезорганизации флота. Записка была одобрена и утверждена Александром Владимировичем Развозовым. «А по-моему, – заявил Бахирев, – пора доставать револьверы!»
Поздно! Огонь упустишь – не погасишь.
Колчак был воином, уж конечно, не менее доблестным, чем Бахирев, но другого характера. Он не был спокойным и хладнокровным, как Бахирев. Большой недостаток в военном человеке. Но у него были качества, которых не было у Бахирева: была инициатива, была смелость замысла. Еще в Артуре он их выказал. Колчак поставил минную банку в 22 милях от Артура, на которой взорвался неприятельский крейсер «Токосаго».
В Великую войну Колчак был начальником оперативной части у И.О. Эссена. Силы наши были ничтожны, по сравнению с немцами. Но Балтийский флот держал нашего противника в напряжении, нанося ему чувствительные удары, иногда у самых его берегов. Колчаком был задуман и приведен в исполнение ряд смелых и опасных операций, в которых он принимал почти всегда личное непосредственное участие. Немцы не хотели верить, что русские моряки, на старых калошах, – судах, принимавших участие еще в Японской войне, современники которых у немцев давно уже стояли блокшивами в их портах, если не были разобраны, осмеливались в зимние ночи, пробиваясь через лед, выходить в море и под самыми неприятельскими берегами, на немецких путях сообщения ставить мины, на которых один за другим взрывались суда неприятеля.
Во всех этих походах Колчак обнаруживал упорство и настойчивость в достижении поставленной цели. Случалось, что сам командующий флотом обнаруживал смущение и готов был отказаться от задуманной операции. «Операция отменяется», – было радио Эссена Колчаку, бывшему уже на параллели Ирбенского пролива и в снежную пургу, во льдах идущего с миноносцами к Данцигу. «В особо благоприятных условиях погоды, – телеграфировал Колчак, – прошу разрешения операцию продолжать». Было разрешено.
Под Новый, 1915 год старый крейсер «Россия», который должен был у Арконы поставить мины, казалось начальнику, адмиралу Канину, был обнаружен. Канин приказал повернуть на обратный курс. Колчак, который отсыпался на походе от бессонных ночей, был разбужен и поднялся на мостик. «Ваше Превосходительство, ведь мы почти у цели», – сказал он Канину. Этого скромного указания было достаточно для Канина, «Россия» легла на прежний курс и поставила мины, на которых взорвалось потом 17 неприятельских судов. «Благодаря Вам, Александр Васильевич, – сказал Канин в присутствии офицеров, собравшихся в самый Новый год после постановки мин, – мы исполнили свой долг до конца».
Честь и слава Колчаку, но честь и слава Канину, нашедшему в себе мужество перед всеми признать заслугу своего подчиненного. Действительно, только благодаря скромному напоминанию Колчака операция была закончена благополучно и долг исполнен до конца. Колчак помог Канину вовремя сказанными убедительными словами. Вся якобы эффектная, но никогда не имевшая места, безобразная, грубая, глубоко недисциплинированная сцена, описание которой появилось в русских газетах, когда молодой капитан I ранга грозит своему начальнику, адмиралу сменить его, сцена компрометантная для духа и нравов нашего
