Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
По совести должен сказать, что внутренней борьбы или, вернее, искушения у меня не было. Мысли о переходе в христианство у меня и не возникало, ко самое возбуждение вопроса и, главное, мысль, что приходится расстаться с лелеянною мечтою, в связи с тяжелым материальным моим положением, после столь трудной юности, не могли не производить угнетающего действия в тот момент жизни, когда внутренняя энергия требует выхода.
Сложившиеся обстоятельства привели, таким образом, к тому, что моя жизнь пошла по разным направлениям. Вступив в число помощников присяжных поверенных и убедившись в том, что и государственная служба, и академическая карьера недоступны, я как на источник средств к существованию должен был смотреть на адвокатуру. С другой стороны, нельзя было приобретенные научные знания оставить как бы втуне. Я полагал, что мои работы по науке права могут оказаться полезными для моей адвокатской работы вообще и для моего материального положения в частности. И, наконец, в-третьих, еврейский вопрос, после того как я в течение университетских лет и пребывания за границей интересовался им лишь попутно и не вникая, оказался настолько обостренным, что мне, воспитанному в еврейском духе, нельзя было теперь не заинтересоваться им глубже и не посвятить ему часть себя самого. И, как это часто бывает, субъективно перенесенные притеснения, невозможность избрать путь жизни по своим склонностям и способностям только потому, что этот путь загражден ограничительными для евреев законами, не могли не сделать этот вопрос как бы личным, слишком близким, чтобы чуткий человек мог от него отвернуться; наоборот, даже с некоторым болезненным чувством хотелось сейчас же приступить к раскрытию всех язв, причиняемых этим бесправием.
Прежде чем перейти к воспоминаниям, касающимся моей личной деятельности во всех этих трех направлениях, я позволю себе дать соответственную моей эпохе характеристику этих трех областей будущей моей работы: положения адвокатуры в столице, научных кругов в столице и затем кругов, руководивших вопросами, касающимися еврейского бесправия.
Прежде всего об адвокатуре. Все сословие присяжной адвокатуры делилось на две части: присяжных поверенных и помощников присяжных поверенных. Последние в столице добились как бы некоторой автономии и управлялись своим представительным органом — Комиссией помощников присяжных поверенных, которая являлась руководящей дисциплинарной властью над молодыми адвокатами-стажиерами в той же мере, в какой Совет присяжных поверенных, как сословное представительство, имел надзор за деятельностью членов его, то есть присяжных поверенных. Происходили общие собрания помощников, на собраниях принимались решения. Эти сходки очень интересовали молодую адвокатуру; на собрания являлось много народа, и, как это у нас всегда бывает, разговоров было без конца, и решения носили, конечно, всегда характер компромиссный. При этом нужно было считаться с тем, как посмотрит на то или другое решение Совет присяжных поверенных, на утверждение которого некоторые вопросы должны были восходить. Самое вступление в число помощников присяжных поверенных зависело прежде всего от согласия Комиссии, и затем уже, по одобрении Комиссией, Совет, с своей стороны, делал соответственное постановление. Членами Комиссии были наиболее популярные представители молодой адвокатуры. Как я уже сказал, помощники присяжных поверенных занимались самостоятельной практикой и редко имели возможность приобщаться к кабинету того или другого из видных поверенных, имевших обширный круг дел. Иначе говоря, личный патронат, на котором построен был у нас институт адвокатского стажа, оказался совершенно недостаточным. Петербургский Совет присяжных поверенных дополнил этот дефектный личный патронат как бы патронатом сословным по образцу парижского «барро»: молодые стажиеры должны были собираться на конференции под руководством старейших присяжных поверенных, которых выбирал Совет. Такие конференции происходили по группам. Когда я вступил в сословие, конференции, несмотря на недолговременное их существование, оказались мертворожденным учреждением. Посещались они весьма немногими. Молодежь предпочитала посвящать свое свободное время другим занятиям или развлечениям, которых в столице достаточно. Не приносило пользы и постановление Совета о том, что в число присяжных поверенных может поступить лишь тот, кто доказал свою подготовленность личным участием в занятиях конференции в той или другой группе. Все превратилось в фикцию. Совет прекрасно знал, что имеются помощники, которые по своей подготовке и по обилию дел превосходят практическими знаниями многих, даже старых, присяжных поверенных. Конечно, знал Совет и знало все сословие, что занятия в конференциях не могут заменить практической подготовки, и, наконец, знали все, что эти занятия носят совершенно формальный характер. Нужно было представить три доклада, одобренные руководителем данной конференции, и доказать посещение известного числа конференций. Что касается последнего, то в течение пяти лет состояния в стаже молодые люди легко могли устраиваться так, чтобы показать достаточное количество посещений, тем более что доказательством служила только запись, которая велась секретарем конференции, и он, конечно, не мог уследить, не ушел ли записавшийся сейчас же по учинении записи. Что касается докладов, то темами избирались обыкновенно отвлеченные вопросы, ничего общего с практикой не имеющие; а отвлеченные вопросы предпочитались потому, что по ним имелись кой-какие литературные источники. Нередко, к сожалению, бывали случаи, когда помощник в виде доклада представлял копию страницы или главы из какого-нибудь малоизвестного (или даже известного) научного труда, полагаясь на то, что ни его товарищи по конференции, ни руководители, люди-практики, а отнюдь не науки, не уследят и не заметят такого плагиата. Наконец, признание доклада удовлетворительным являлось также формальностью, ибо руководители редко отказывали в таком признании, не желая мешать молодому человеку, имеющему уже к концу стажа известную практику, оформить свое положение вступлением в число присяжных поверенных. Не много давало в смысле практической подготовки и посещение судебных заседаний, хотя, примененное в надлежащем виде, оно могло бы действительно приносить стажиерам большую практическую пользу. Толкалось в судебных кулуарах всегда очень много помощников. Меня даже с первых дней вступления
