Марк Твен - Автобиография

«Мистеру С.Л. Клеменсу.

(Марку Твену),

Хартфорд, штат Нью-Йорк,

близ Бостона, США».

И тут обнаруживается факт, почти невероятный, а именно: что нью-йоркская почтовая служба, в которой не содержалось ни одного оплачиваемого идиота, который не мог бы без промедления сказать, для кого письмо и в какой город оно должно быть отправлено, вдруг прислала это письмо в крохотное селение, укрытое в отдаленном уголке обширного штата Нью-Йорк, – и по какой же причине? Потому что это затерянное и никогда прежде не слыханное селение называлось Хартфорд. Письмо из этой деревушки было возвращено в нью-йоркское почтовое ведомство, причем без предложения: «Попробуйте Хартфорд, штат Коннектикут», – хотя почтальон деревушки прекрасно знал, что именно этот Хартфорд был нужен автору письма. Затем нью-йоркская потовая служба вскрыла конверт, добыла оттуда адрес доктора Джона, вложила письмо в новый конверт и отослала назад, в Эдинбург. Доктор Джон потом узнал мой адрес у издателя Мензиса[176] и вновь отправил мне письмо. Он также вложил предыдущий конверт – тот, который пережил приключения, – и его гнев на нашу почтовую систему был подобен ярости ангела. Я полагаю, никогда в жизни не бывал он столь резким и негодующим, как в тот раз. Он сказал, что в Великобритании почтовое ведомство гордится тем, что никакая изобретательность человека по части искажения и утаивания адреса Смита, Джонса или Робинсона не помешает почтовой службе этого человека найти. Затем он набросился на нашу систему, которая явно была придумана для того, чтобы пресечь попытки письма достичь места своего назначения в гуманные сроки.

Доктор Джон в то время был прав в отношении нашего почтового департамента. Но то время длилось недолго. Мне кажется, тогда главой ведомства был министр Ки. Он был новой метлой и некоторое время мел поразительным образом. Он издал некоторые чугунные правила, которые произвели великий хаос в почтовой переписке страны. Ему не приходило в голову (разумные мысли редко приходили ему в голову), что среди нас имеется несколько миллионов людей, которые редко пишут письма, совершенно не разбираются в почтовых правилах и, абсолютно точно, будут совершать оплошности в написании адресов на конвертах везде, где такие ошибки возможны, и что задача правительства – как можно бережнее обойтись с письмами этих простаков и помочь им добраться до места назначения, вместо того чтобы изобретать способы чинить им препоны. Ки внезапно издал несколько тупоумных правил; одно из них состояло в том, что письмо должно направляться в место, указанное на конверте, и попытка найти нужного человека на этом должна заканчиваться. Человека нельзя искать. Если его не оказалось в означенном месте, письмо должно быть возвращено отправителю. В случае с письмом доктора Джона почтовая служба имела широкий набор указаний. Письмо должно идти в Хартфорд. Этот Хартфорд должен быть близ Бостона, он также должен находиться в штате Нью-Йорк. Оно пошло в тот Хартфорд, который находился дальше всего от Бостона, но выполнило требование находиться в штате Нью-Йорк – и потерпело поражение.

Другое правило, введенное Ки, состояло в том, что надписи на конверте не могут заканчиваться просто словом «Филадельфия» – или «Чикаго», или «Сан-Франциско», или «Бостон», или «Нью-Йорк». В любом случае надо добавлять слово «штат», а не то отправляйтесь в отдел невостребованных писем. Кроме того, вы не могли написать «Нью-Йорк, штат Н.-Й.», а должны были добавить к первому Нью-Йорку слово «Сити», а иначе письмо отправлялось в отдел невостребованных писем.

В течение первых тридцати дней господства этого замечательного правила миллион шестьсот тысяч тонн писем отправилось в отдел невостребованных писем только из одной нью-йоркской почтовой службы. Отдел невостребованных писем не мог вместить все, и их приходилось складывать снаружи здания. Достаточного места снаружи здания в пределах города не нашлось, поэтому из них устроили крепостной вал вокруг города, и если бы он находился там во время Гражданской войны, у нас не было бы столько неприятностей со вторжением в Вашингтон войск Конфедерации. Те не могли бы ни перелезть через этот бруствер, ни пролезть под ним, ни прорваться сквозь него. Мистер Ки вскоре был вразумлен.

Затем ко мне пришло письмо, вложенное в свежий конверт. Оно было от сельского священника из Богемии или Галиции, и адрес был такой:

«Марку Твену,

Куда-то».

Оно облетело несколько европейских стран, оно встретило гостеприимство и все возможное содействие во время своего пространного путешествия, оно было окружено с обеих сторон броней из почтовых штемпелей – всего их было девятнадцать, и один из них был нью-йоркским. На Нью-Йорке почтовое гостеприимство прервалось – в трех с половиной часах пути от моего дома. Здесь письмо было вскрыто, установлен адрес священника, и письмо затем было возвращено ему, как и в случае с доктором Джоном Брауном.

Среди собранной миссис Клеменс коллекции странных адресов был один конверт из Австралии, надписанный так:

«Марку Твену,

бог знает куда».

Эта надпись была замечена газетами, там и сям, пока письмо было в пути, и, без сомнения, послужила примером другому странному адресу, изобретенному каким-то незнакомцем из далекого края. Выглядел этот адрес так:

«Марку Твену,

куда-то

(спросите у Сатаны)».

Доверие незнакомца не было обмануто. Сатана любезно отослал письмо по назначению.

Сегодняшняя утренняя почта приносит очередную новинку. Она приходит из Франции – от молодой английской девушки – и надписана так:

«Марку Твену.

_____________

Для вручения президенту Рузвельту.

Белый дом,

Вашингтон,

Америка.

_____________

США».

Оно не задержалось в пути, а было прямиком доставлено, со вчерашним вашингтонским штемпелем.

В дневнике, который миссис Клеменс вела некоторое время много лет назад, я нахожу разнообразные упоминания о Гарриет Бичер-Стоу – в Хартфорде она была нашей ближайшей соседкой, от которой мы не были отделены забором, и в те дни она в хорошую погоду пользовалась нашим участком столь же свободно, как и своим. Ум ее пришел в упадок, и она представляла собой душераздирающее зрелище. Она блуждала без цели, вверенная заботам крепкой ирландки. В хорошую погоду у поселенцев нашей округи двери всегда стояли открытыми. Миссис Стоу входила в них, повинуясь собственному желанию, и поскольку она всегда была в домашних туфлях, халате и полна жизнелюбия, то ей очень нравилось устраивать сюрпризы. Она имела обыкновение красться за человеком, глубоко погруженным в мечтания и размышления, и вдруг издавать боевой клич, от которого у того душа уходила в пятки. У нее были и другие затеи. Иногда мы слышали нежную музыку в гостиной и находили ее там за фортепьяно, с невыразимо трогательным эффектом напевающую старинные грустные песни.