Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы - Элисон Уэйр
Он был шести футов ростом[12], строен, с очень светлой кожей, с темно-русыми волосами, которые он отпускал до плеч. Он имел весьма внушительный облик, но не был воином и никогда не принимал участия в турнирах. Однако он умел проявлять храбрость, был неизменно и пылко верен в дружбе. А еще по временам он бывал неуравновешен, расточителен, упрям, подозрителен, излишне эмоционален, безответствен, ненадежен и жесток. Недальновидный политик, он часто грубо отвечал своим собеседникам, мог вести себя оскорбительно, а иногда кричал на своих хулителей в парламенте, заставляя их замолчать. Однажды, в приступе яростного гнева, он попытался зарубить архиепископа Кентерберийского, и окружающим пришлось удерживать его силой.
Образованный монарх, Ричард широко покровительствовал искусствам и литературе. Глубокое впечатление на него производили французская культура и обычаи, в дворцовых кухнях готовили французские повара, и подданные видели в этом стремление примириться с врагом, которого, по их мнению, надлежало сокрушать на поле брани, одерживая победу за победой. Однако Ричард не искал воинской славы и предпочел бы скорее мир с Францией, то есть занимал позицию, весьма непопулярную в ту эпоху.
Король был наделен тонким эстетическим чувством, превратил культ и мистику монархии в некий жанр высокого искусства и тщательно продумывал ее церемониал, ритуалы и ее неотъемлемую принадлежность – пышные, торжественные зрелища. Он облачался в необычайно роскошные одеяния – один его плащ стоил тридцать тысяч марок – и был очень брезглив: ему приписывается изобретение носового платка, «маленького лоскутка ткани, дабы милорд король мог отирать и очищать нос свой». Он обладал безупречным вкусом, его двор служил отражением его страсти к искусству, и слава его двора придавала блеск его короне.
Ричард увлеченно возводил и совершенствовал королевские дворцы, вплоть до устройства ванных комнат с водопроводом и горячей и холодной водой, украшения покоев окнами с витражами и яркими росписями, изображающими геральдические символы, и выкладывания полов цветной плиткой. Он жил в небывалой роскоши, и Вестминстер-Холл, который он перестроил, остается сегодня памятником великолепию его царствования.
Его двор отличало изобилие, экстравагантность и расточительность. Уолсингем описывает его придворных как алчных и «проявляющих более доблести в постели, нежели на поле брани» и обвиняет их в том, что они развратили молодого короля. Многие хронисты подвергали суровой критике принятые при дворе диковинные чужеземные моды и особенно негодовали на высокие подкладные плечи и высокие воротники у мужчин, остроносые башмаки и узкие штаны, не позволявшие преклонить колени в церкви. Длинные рукава, метущие пол, гневно осуждались, ибо «в многочисленных прорезях их так и норовят угнездиться демоны».
В 1384 году, после тревожного периода несовершеннолетия, когда трон его в любой момент мог зашататься, король лично принял бразды правления. Однако его неумение управлять страной и стремление полагаться на фаворитов вроде Майкла де ля Поля, графа Саффолка, или Роберта де Вира, графа Оксфорда, вызывало ожесточенное противодействие аристократов. Первая супруга Ричарда, Анна Богемская, при жизни до некоторой степени оказывала на него сдерживающее, умиротворяющее влияние, но не всегда могла преуспеть, и хотя он глубоко и искренне любил ее, их брак остался бездетным.
Страстное увлечение Ричарда Робертом де Виром обернулось политической катастрофой. Де Вир был смелым, честолюбивым и изобретательным молодым человеком, а будучи вельможным феодалом, по праву мог играть важную роль в правительстве, но многие полагали, что он оказывает на короля пагубное, противоестественное влияние и что способности его всего лишь посредственны. Женатый на кузине короля, Филиппе де Куси, он вступил в скандальную связь с одной из чешских придворных дам королевы Анны, Агнессой де Ланцекрона, которую похитил и с которой стал сожительствовать. Затем он представил ложные доказательства, дабы расторгнуть брак с законной женой и вступить в новый, с любовницей. Как будто и этого было недостаточно, чтобы вызвать всеобщее негодование, по стране поползли небезосновательные слухи о том, что его отношения с Ричардом имеют гомосексуальную природу. Уолсингем говорит о «глубокой привязанности короля к этому человеку, которого он холил, и лелеял, и неподобающим и не вовсе пристойным образом приблизил к себе, по крайней мере, как иногда утверждали. Это вызвало негодование среди других лордов и баронов, ибо он ничем не превосходил их». В другом месте Уолсингем описывает отношения короля и де Вира как «бесстыдные».
Де Вир отягчал свои преступные деяния, постоянно убеждая Ричарда пренебрегать советами знати и указами парламента, и Ричард, совершенно очарованный де Виром, с легкостью уступал; говорили, что если бы де Вир назвал черное белым, то король не стал бы возражать. Он осыпал своего фаворита дарами, в том числе земельными владениями, почестями и богатствами, и закрывал глаза на творимое им прелюбодейство и на оскорбления, чинимые им своей жене, особе королевской крови, а это разгневало многих родственников Ричарда.
В особенности встревожило поведение короля его кузена, Генри Болингброка, наследника Гонта, до сих пор столь же преданного королю, сколь и сам Гонт.
Генри родился в 1367 году в замке Болингброк в Линкольншире. Почти всю свою юность он именовался графом Дерби, то есть носил один из младших титулов Гонта. Около 1380–1381 года он женился на Мэри, одной из сонаследниц Хамфри де Буна, графа Херефорда, Эссекса и Нортгемптона и потомка Генриха III. Одна из самых родовитых аристократических фамилий, Буны принадлежали к древней нормандской знати, а сестра Мэри Элинор вышла замуж за дядю Болингброка, Томаса Вудстока, впоследствии герцога Глостера.
Мэри, родившаяся около 1369–1370 года, ко времени своей свадьбы едва достигла отрочества. Ее воспитали для монашеской жизни, однако Гонт, желая приумножить богатства своего сына, захотел завладеть половиной родового состояния Бунов, полагавшейся ей как наследнице. Весьма неосмотрительно юной чете тотчас же позволили жить вместе, и в результате первый сын Мэри умер, едва родившись, в 1382 году. Пять лет спустя она родила своего следующего ребенка, Генри Монмута, а затем, одного за другим, еще пятерых: Томаса в 1388 году, Джона в 1389-м, Хамфри в 1390-м, Бланку в 1392-м и Филиппу в 1394-м. Последние роды стоили ей жизни. Верность Генри жене восхваляли при всех европейских дворах, и он искренне скорбел по ней.
Генри Болингборк был среднего роста, хорош собой, атлетического телосложения
