Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
Таких типов и представителей различных направлений в копыльском клаузе было много, да всех не перечтешь.
IV. Молодежь клауза
Копыльский клауз был также высшею школою, где местные подростки, получившие достаточную подготовку в хедерах, сами дополняли свои сведения в Талмуде и раввинской письменности. Между ними в начале пятидесятых годов обращали на себя внимание двое юношей, Шолем и Шлейма, тем, что, будучи способными талмудистами, они посвящали, однако, много времени изучению Библии с комментарием «Мецудос». Конечно, Библия — книга священная, священнее даже Талмуда, но ведь это предмет легкий, доступный и простолюдину; поэтому делать Библию объектом серьезного изучения, тратить на это драгоценное время казалось всем более чем странным. Одному из этих «библиоманов», Шолему, высокому, стройному юноше, со вздернутыми несколько вверх ноздрями, придававшими его лицу ироническое выражение, суждено было впоследствии стать одним из лучших представителей новоеврейской и жаргонной литературы, известным под псевдонимом Менделе-Мойхер-Сефорим (С.М. Абрамович{1}).
Кроме местных юношей в копыльском клаузе обучались и иногородние молодые люди: бахурим (холостые) и порушим (женатые), стекавшиеся из разных городов для усовершенствования себя в науке. Копыльцы дружелюбно принимали этих жаждущих знаний буршей. При появлении такого бахура в клаузе, обыкновенно с посохом в руке и с котомкою на плечах, все его окружали, приветствовали и приступали к снабжению его «днями», то есть к составлению списка семи обывателей, обязывавшихся кормить его каждый по одному определенному дню в неделю. Этим актом положение юноши на время его пребывания в городе обеспечивалось: кушанье у него есть, книг и свечей — сколько угодно, квартира готовая — клауз, в кровати и подушках он не нуждается — спит на скамье или на земле, подложив под голову свой халат. Жизнь, правда, не роскошная, зато спокойная и свободная от забот и семейных дрязг, дающая возможность всецело отдаться изучению Торы. В клаузе стоял постоянный гул десятков голосов молодых людей, местных и приезжих, громко читавших лежащие пред ними фолианты Талмуда и соперничавших между собою в прилежании и успехах. Обыкновенно эти бурши жили в мире и согласии, помогали друг другу. Но случалось, что между двумя из них завязывался спор в понимании смысла какого-либо места в Талмуде или в его комментариях; спор, начавшийся тихо, мирно, принимал все более и более горячий характер, переходил в состязание, каждый из спорщиков оперировал своею начитанностью, остроумием, находчивостью, призывал на помощь все силы диалектики, логики, даже софистики; к спорящим присоединялись посторонние, причем одни становились на сторону одного, другие на сторону другого из диспутантов; двоеборство таким образом превращалось в ожесточенную битву между двумя враждебными лагерями; поднимался всеобщий шум, шансы победы быстро переходили с одной стороны на другую, пока одному из диспутантов не удавалось нанести противнику окончательный удар. Победитель в таком турнире, правда, лаврового венка не получал, но всеобщим почетом он вознаграждайся не менее победителя на олимпийских играх; когда же победитель бывал холостой, то после такого триумфа он мог быть уверен, что если не сегодня, то завтра сделается зятем какого-либо знатного копыльца.
Впрочем, почти все иногородние бахуры рано или поздно делались добычею охотившихся за ними копыльских обывателей. Копыльцы рано налагали на себя узы Гименея и после смерти жены вступали в брак во второй, третий и т. д. раз, отчего, естественно, у них было много детей, среди которых добрую половину составлял женский пол (я не говорю: «прекрасный пол», потому что в Копыле придерживались в этом отношении взгляда Шопенгауэра, не признававшего за женщинами преимущества красоты; красота вообще как в женщинах, так и в мужчинах нельзя сказать чтобы не уважалась, но реальной ценности не имела). Главная забота копыльцев состояла в женитьбе своих детей; самая убедительная клятва у них была: чтобы я так дожил (или дожила) повести своих детей к хуле (балдахину). С мальчиком не беда, ему всегда можно найти невесту, а если он одарен «хорошею головою», то есть умственными способностями (способности ценились высоко, даже выше знания{2}), то его имя загремит во всем крае, его будут добиваться первые «гвиры» для своих дочерей, «осыплют золотом» не только его, но и его родителей. Другое дело с девицею: туг необходимо приданое, а далеко не всякий в Копыле был в состоянии его давать своим дочерям. Вот в таких случаях из беды выручали бедные бахуры. Это народ не только невзыскательный насчет красоты невесты, но легко мирившийся и с телесными недостатками ее, сходили с рук и хромые, и горбатые; не было необходимости и в приданом, отцу невесты нужно было только дать письменное обязательство в том, что он будет давать в течение известного числа лет кест, т. е. полное содержание новобрачным и могущим родиться у них детям. Таким образом иногородние клаузники имели для Копыля, с одной стороны, весьма важное матримониальное значение, а с другой — служили постоянными кадрами для пополнения рядов ученых обывателей.
Вследствие перепроизводства в Копыле талмудистов молодые ученые по окончании своего кеста часто вынуждены бывали для пропитания своих семей искать должностей раввинов, меламедов и других духовных профессий в далеких краях (в Подолии, Волыни и Новороссийском крае), где знания Талмуда было менее распространено, и, таким образом, город Копыль был рассадником талмудического знания далеко за своими пределами.
V. Общественные и частные библиотеки
Для удовлетворения потребностей стольких пытливых умов и столь различных вкусов в копыльском клаузе была довольно богатая библиотека. Рядом с Талмудом, кодексами и раввинскими респонсами
