Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
А вот у той же восточной стены стоит высокий, с тонкими чертами лица, убеленный сединами старец. Это мой дядя р. Лейзерке, сын покойного деда моего копыльского раввина р. Зискинда. Он унаследовал от своего отца его соболью шапку, его лисью шубу, его набожность, но уступал ему в знании Талмуда. В жизни он был неудачником. Был он и даионом (подраввином), и меламедом, а при случае и шадхоном (сватом), но все эти занятия, вместе взятые, не доставляли ему хлеба досыта. Он был худ и бледен, однако голову держал высоко, и глаза его светились благородною гордостью, сознанием вполне добросовестного исполнения им своих религиозных обязанностей. Если же он часто скорбел, сокрушался, то не из-за личных невзгод; это мучило и жгло его народное горе, бесконечный и безбрежный Judenschmerz[23]. И рельефнее всего выражался его Judenschmerz в его молитве. Он молился долго, усердно, кричал, стучал руками; это не было моление, просьба, это была горькая жалоба, укор, протест. В молитве его мне всегда слышалось: «Что же это такое в самом деле, Господи, творится на Твоем свете? Ты носил Свою Тору ко всем семидесяти народам мира и никто из них не хотел взять на себя эту ношу; мы же ее охотно приняли и свято исполняем 613 писаных Твоих законов и тысячи неписаных, — и какая награда за все это? Мы сделались притчею во языцех, отданы, как овцы, на заклание, на избиение, на издевательство, на поругание… и Ты все это видишь и терпишь? Где же после этого Твоя справедливость?» Эти и тому подобные жалобы слышались мне всегда в его молитве, быть может потому, что, будучи его учеником, я часто слышал от него эти горячие протесты.
Бедный мой дядя! Он никак не мог примириться с голусом. Другие терпели и притерпелись, а он не мог.
Еще более замечателен, хотя в совершенно другом роде, р. Лейбке, прозванный Га-Кодеш (святой). Это человек среднего роста с желтою бородою и желтым от геморроя лицом, с высоким лбом, украшенным в самой середине шишкою. Его место в клаузе было прямо против св, кивота; специальностью его была каббала и любимою его книгой был Зогар, который он изучал постоянно, стараясь с помощью его постигнуть сокровенные тайны Торы и те способы, посредством которых человек может возвыситься до степени властелина мира, то есть чудодея или пророка. Ребе Лейбке забот не имел. Он владел домом на базарной площади, притом жена его была замечательно деловая женщина, просто сокровище: она открыла способ производства «нектара», неизвестного и олимпийским богам; это была какая-то муть трудно определимого цвета и вкуса — не то пива, не то кваса, — которую копыльцы окрестили именем «Unter-Bier» («подпиво»). Копыльцам этот напиток очень нравился, тем более что он был весьма дешев, и по субботам, мучимые жаждою после горько-соленых закусок и необычно сытной и жирной еды, они целыми шеренгами с женами и детьми отправлялись в дом р. Лейбке, чтобы освежиться живительным напитком. Конечно, торговать в субботу нельзя, но находчивые копыльцы умели обходить закон на законных же основаниях. Жена р. Лейбке и не торговала, а только позволяла всем и каждому черпать из кадки и пить без меры, сколько душе угодно; цена была всем известна: по грошу с лица — денег она не брала, она знала своих сограждан, что им можно отпускать в кредит. И действительно, случаев банкротства или утайки никогда не бывало. При таких благоприятных обстоятельствах р. Лейбке мог всецело предаться своим любимым каббалистическим упражнениям. Копыльцы не придавали никакого значения его таинственным действиям и посмеивались над ним, а известный копыльский остряк, Неах Хаслес, дал ему кличку Га-Кодеш, которая, как злая ирония, осталась за ним навсегда; но р. Лейбке не обращал ни малейшего внимания на шутников, ожидая случая, когда он сумеет убедить всех в своей чудодейственной силе. И случай такой вскоре явился.
Это было в 1855 году. Время было тяжелое, ужасное. Была война (Крымская), подати разного наименования взыскивались с неумолимою строгостью, регулярные войска и ополченцы, проходя через город, выбрасывали жителей на улицу и хозяйничали в их домах по-своему, рекрутские наборы участились, почти не прекращались; наступили ужасы «ловцов»[24], и копыльцы впали в отчаяние. Тогда р. Лейбке, болея сердцем за свой народ, со всею энергиею взялся за открытие «Кеца» (Кец — конец или точное определение времени пришествия Мессии и конца страданий Израиля в изгнании) и постом, молитвою и истязанием своего тела он таки добился открыть его. Он нашел его в четвертом стихе 126-го псалма, в словах, «
». Слова эти собственно означают: «как потоки на юге», но р. Лейбке нашел в них и тайный смысл. По его мнению, 11 букв, из которых составлены эти слова, суть начальные буквы следующих слов: , что в русском переводе означает: «По смерти Александра Павловича будет царствовать Константин немногие дни, во дни Николая наступит избавление». Трудно изобразить, какой восторг вызвало это открытие. «Кец» р. Лейбке пронесся по всей Литве, и везде с радостью увидели в нем, точно на ладони, приближение мессианского времени. Р[ебе] Лейбке был окружен ореолом славы. Но ненадолго. В том же году пришла весть о кончине императора Николая I, наступившей, как известно, до пришествия Мессии и разбившей в пух и прах «Кец» р. Лейбке. Копыльцы поневоле примирились с этим горем, но на р. Лейбке оно подействовало потрясающим образом. Потеряв веру в себя и даже в самый священный Зогар, он впал в уныние и преждевременно сошел в могилу.А вот там поодаль стоит р. Лейзер-Янкель. Высокий, с несоразмерно длинными руками, он был крайне обижен природою, отказавшею ему в самом необходимом — в бороде, что он считал величайшим для себя несчастьем; напрасно он сжимал и щипал свой подбородок — ничего не выжал, не выщипал. Зато он был одарен парою длинных и густых пейсов, которые он по некрасивой привычке клал в рот и жевал, особенно
