Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев
И Павла Литвинова, как известно, посадили не за воззвания, а за демонстрацию на Красной площади против оккупации Чехословакии, – кстати, под таким человечным лозунгом: «За нашу и вашу свободу!»
Бурно развившийся самиздат наносил удар именно по главной опоре режима – его всеобъемлющей лжи. Мощная литература самиздата была явлением, не имевшим себе подобных ни в одной другой тоталитарной стране. Специфика России, где берущий перо был всегда не просто литератором, а служителем правды, совестью народа? Как у Ахматовой: «Я – голос ваш, жар вашего дыханья…» Помимо Ахматовой, Бродского, Высоцкого, Гроссмана, Пастернака, Сахарова, Солженицына, Шаламова, помяну здесь хотя бы некоторых из тех, кто способствовал созреванию российского самосознания. Вот на обломках написанные «наши имена»: Айги, Аксенов, Алешковский, Амальрик, Бактерев, Батшев, Белинков, Бобышев, Боков, Буковский, Вахтин, Владимов, Восленский, Войнович, Галансков, Галич, Геллер, Гинзбург (Александр и Евгения), Горбаневская, Горбовский, Горенштейн, Григоренко, Гройс, Даниэль, Довлатов, Домбровский, Друскин, Ерофеевы (оба – Веничка и Виктор), Зиник, Зиновьев, Искандер, Ким, Копелев, Коржавин, Кормер, Кривулин, Кублановский, Левитин-Краснов, Липкин, Лосев, Максимов, Мамлеев, Марамзин, Марченко, Найман, Нелидов, Некрич, Некрасов, Окуджава, Парамонов, Подъямпольский, Померанц, Попов, Пригов, Пятигорский, Рейн, Рубцов, Седакова, Синявский, Соколов, Тимофеев, Турчин, Федоров, Фелыптинский, Флейшман, Хазанов, Халиф, Чуковская, Шафаревич, Шварц, Шрагин, Штурман, Эткинд, Якобсон, Ямпольский… Это целая библиотека, способная доставить честь любой культурной стране. Литература эта была свидетельством краха, поражения коммунистического режима. Самое тоталитарное государство в мире оказалось бессильно, оно не смогло воспрепятствовать зарождению альтернативной культуры внутри общества идеократии.
Важной стороной самиздата было возрождение запрещенных книг прошлого, сожженных в печах Лубянки, и раскрытие секретных документов. Эмигрантские издательства переиздали «Вехи» и «Из глубины», переиздавали книги Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Михаила Гершензона, Сергея Мельгунова, Василия Розанова, Федора Степуна, Петра Струве, Семена Франка, Льва Шестова. Весь этот «тамиздат» мы тайно получали от приезжавших западных руссистов и журналистов и, поскольку экземпляров привозимых было немного, фотокопировали их (точнее – фотографировали, ксероксов тогда не было) и распространяли вместе с самиздатом. Возвращалось задушенное слово.
Все это мощное движение мысли, жажда узнавать правду о прошлом, узнавать новые идеи, было, на мой взгляд, самым важным аспектом диссидентства. Русское общество просыпалось, искало выход из мрака… Кое-кто из имевших доступ в спецхраны тайно снимал копии с засекреченных текстов и их тоже пускал в самиздат. Особый интерес вызывали засекреченные письма, приказы и указания Ленина. Вроде этих: «Расстрелять как можно больше священников в ходе кампании по изъятию церковных ценностей, чтобы покончить с религией навсегда»; «Выслать за границу крупнейших философов, историков, социологов, писателей, не принимавших марксизма, цвет русской нации, чтобы покончить навсегда с инакомыслием»; «Развивать ‘массовидность’ террора и наказывать тех партработников на местах, которые не решаются это делать»; «Не прятать террор, а откровенно легализовать его в уголовном кодексе» (будущая пресловутая 58-я статья); «‘Шельмовать’ противников, прибегая к клевете, ибо клевета является самым эффективным средством борьбы с несогласными»; «Повесить на площади несколько ‘кулаков’, для устрашения» (скрупулезно уточнил: не расстрелять, а «непременно повесить»); «Выстроить заложников из буржуазии (которыми были заполнены тюрьмы) перед позициями Красной армии, с двойной выгодой: перебить буржуазию и помешать наступлению белых». Или – как ответ Максиму Горькому, пытавшемуся спасать арестованных: «интеллигенция – это не мозг нации, как вы пишете, а говно». Вот так! Говорят, человек – это стиль.
Да, в общем-то, достаточно было внимательно читать официально опубликованные опусы Ленина, чтобы понять, кто он. Знаменитая «Лениниана» Венички Ерофеева, пользовавшаяся огромным успехом, вся построена на цитатах из опубликованного.
Почему бы не написать статью под названием «Чьи подтяжки носил Ленин?» В собрании его сочинений опубликован потрясающий документ: расписка в получении со склада хозотдела ЧеКа вещей, отобранных у расстрелянных – костюма, сапог, ремня и подтяжек. Потрясают именно эти подтяжки, предмет интимного пользования. На них, возможно, еще сохранялся запах их прежнего владельца, расстрелянного… Академический «Словарь русского языка» определяет: «мародер – человек, грабящий убитых».
Эти листочки самиздата шли нарасхват, их зачитывали до дыр. Исследователи тщательно подсчитывают, сколько человек подписывало коллективные письма протеста, чтобы определить, сколько было диссидентов в стране. Заявить о себе открыто как о диссиденте – значило погубить не только свою жизнь, но и жизнь своих близких, на это решались немногие. И неужели не понятно, что за спиной каждого явного диссидента стояли тысячи скрытых?
…Лето 1969 года мы с Амальриком провели в глухой деревушке Рязанской губернии. До ближайшей асфальтированной дороги было 15 километров. Мы ходили туда пешком. Амальрик целыми днями писал свою, впоследствии нашумевшую, книгу «Просуществует ли СССР до 1984 года?», а я писал статью о психушках. Вечерами он прочитывал мне написанное за день, и мы это обсуждали. В минуты отдыха он читал Плутарха и Светония, чтобы настроиться на их стиль, лаконичный, точный и яркий.
Питались мы, в основном, огурцами и картошкой с огорода. Если удавалось раздобыть баночку кильки, это было пиршеством.
Амальрик был интересной личностью и очень незаурядным человеком, ярким талантом. Его характерной чертой была необыкновенная сдержанность во всех проявлениях, самодисциплина, погруженность в себя и дистанцирование от всего внешнего, развитое чувство собственного достоинства. Отсутствие этого чувства он считал большим пороком. Он, кажется, был единственным из оппозиционеров, кто осудил Анатолия Кузнецова за сотрудничество с КГБ в целях заполучить разрешение на выезд за границу, чтобы бежать на Запад (признанное им потом в исповеди). Именно оно, это чувство, побудило Амальрика издать свою книгу за границей под собственным именем, а не под псевдонимом, как все ему советовали. Я тоже его отговаривал, говорил: «Посадят сразу». Он отвечал: «Ну что ж, посадят – посидим».
КГБ ухватился за это, пустил «утку» о том, что Амальрик так смело ведет себя, потому что он скрытый стукач. Это было распространенным и самым подлым их способом скомпрометировать кого-то. Пользуясь атмосферой всеобщей подозрительности, они всячески усиливали ее. Амальрик был сильно ранен этой клеветой, переживал. Тогда я первый и единственный раз видел, как он потерял самообладание.
Амальрик и Миша Бернштам, который собирал тогда свидетельства о народных восстаниях против советской власти, были из первых, кто наиболее активно развивали важнейший аспект диссидентства – раскрытие исторической правды. Наряду с ними, такие историки, как Геллер, Некрич, Фельштинский, Дора Штурман, сказали тогда много глубокого и верного о сути коммунизма. Великая несправедливость сегодняшних историков в том, что они совершенно игнорируют эти имена. Да, в тех работах нет большого справочного аппарата и ссылок на архивы, тогда недоступные, кстати. Но, опираясь часто лишь на немногие имевшиеся документы и на историческую логику, эти исследователи сумели сказать правду
