Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл
Лишь война заставила ее забыть о депрессии. Поначалу она сильно переживала и плакала; чудовищные травмы Первой мировой были свежи в памяти, и она понимала, что вторая такая война будет еще хуже. Но самые ее сильные страхи были связаны с Джоном Джулиусом, и когда того отправили в Америку, где ему ничего не грозило, она собралась с духом и решила заняться чем-то полезным. На фамильном участке на берегу моря в Богноре она организовала продовольственную ферму, и когда не сопровождала Даффа в заграничных поездках, работала там. Это был тяжелый труд, опыта в сельском хозяйстве у нее не было, но она гордилась своими скромными успехами в разведении пчел, кур, уток, коров и свиней, как когда-то гордилась работой медсестры в больнице Гая. Осознавая, что продукты с ее фермы кормят солдат, она испытывала огромное удовлетворение.
В 1944 году Даффа перевели в Алжир, и поначалу Диана не хотела переезжать: ей надоело постоянно срываться с места. Но Алжир, где тогда находилась штаб-квартира Свободных французских сил, оказался завораживающим микрокосмом воюющего мира, населенном пестрой толпой политиков, журналистов и беженцев. Вскоре в гостях у Дианы побывали Шарль де Голль и Андре Жид, Ивлин Во и Марта Геллхорн. Ее новая жизнь была полна сюрпризов и неформального общения, и это напомнило ей годы, когда она гастролировала с постановкой «Чуда».
Но настало время возвращаться в Париж, и она снова не хотела переезжать. Ей казалось, что посольская жизнь станет чередой скучных официальных ужинов, а каждый ее шаг будет предопределен строгим кодексом поведения. Но и тут она себя недооценила. Составляя список гостей для мероприятий посольства, она сажала рядом политических противников и давних врагов; скандально прославилась тем, что приглашала даже тех парижских деятелей искусства, кто в войну запятнал свою репутацию сотрудничеством с нацистами, например, Жана Кокто, вошедшего в «банду» ее любимчиков. Она боролась со скукой, собирая на мероприятиях самую разношерстную толпу: на ее ужинах новый премьер-министр от лейбористов Клемент Эттли сидел рядом с Жаном Кокто, а на вечеринках эстет и консерватор Чипс Чэннон играл в шарады с молодым лидером профсоюзов из коммунистической партии, к которому Диана прониклась особой симпатией.
Безусловно, попадались и скучные люди. Так, Диана считала Эрнеста Хемингуэя «величайшим занудой среди зануд»; ей также не нравилось принимать у себя изгнанных из Великобритании герцога и герцогиню Виндзорских. До войны она вращалась в компании бывшего принца Уэльского Эдуарда, тогда проживавшего в форте Бельведер, и его роман с Уоллис Симпсон завязался на ее глазах; она наблюдала за ним с определенной долей жалости. Теперь в Париже ей казалось, что Эдуард стал еще «глупее и скучнее», а его «Бекки Шарп» совсем «обабилась».
Но даже неудачные приемы Дианы не переставали пользоваться популярностью у сотрудников посольства. Все стремились получить приглашение к ней, потому что исход ее ужинов всегда был непредсказуем. В политических кругах даже считали, что Дафф так долго продержался на посту посла благодаря умению жены организовывать светские мероприятия. Вопреки своему консерватизму, он целых полтора года занимал эту должность при новом лейбористском правительстве. Диана радовалась светским триумфам, и когда осенью 1947 года Даффа снова перевели, больше всего расстроилась она. Они поселились в пригороде Парижа: арендовали романтичный замок восемнадцатого века шато де Сен-Фермен. Дафф приступил к написанию новой книги, но Диана никак не могла успокоиться. Отпускала язвительные комментарии в адрес нового посла и его супруги и открыла в Сен-Фермен «второй двор», переманивая к себе зарубежных высокопоставленных лиц и знаменитостей и организуя непревзойденно элегантные и увлекательные приемы.
Высокопоставленные гости вроде Греты Гарбо и принцессы Маргарет, безусловно, льстили ее эго, но Диана не привыкла быть на второстепенных ролях и позже в своих мемуарах написала, что после ухода Даффа с посольского поста «почувствовала, как резко состарилась». Она также очень переживала из-за потери былой красоты. Хотя она давно перестала быть актрисой, ей всегда казалось, что внешность – ее главный козырь и именно за красоту ее любили. Почти в шестьдесят она цеплялась за остатки былой молодости, экспериментировала с париками, подвергала себя мучительным косметическим процедурам и даже сделала болезненную подтяжку лица. Дафф с пониманием писал об этом в дневнике: «Она ненавидит старость и боится смерти». Ее противостояние старости вдохновило отдельные главы романа Энид Бэгнолд «Любимые и вызывающие зависть» (1951).
Но моложавая внешность оказалась не самой большой ее потерей. Годы злоупотребления алкоголем и неправильного питания подорвали здоровье Даффа, и в мае 1953 года у него началось сильное желудочное кровотечение и страшная кровавая рвота. Он оправился от этого приступа, и в конце года они с Дианой даже отправились в круиз поправить здоровье, но на борту корабля у него снова открылось кровотечение, оказавшееся смертельным. Он умер днем 1 января. В его последние часы Диана сидела, запершись в ванной, не в силах смотреть на его унизительные корчи и присутствовать при умирании.
После его смерти она замкнулась в себе. Отказалась идти на его похороны, решив, что публичная демонстрация горя невыносима и даже вульгарна, а в последующие месяцы задумывалась о самоубийстве. Ивлину Во она признавалась, что не верит, что выживет в одиночестве. Пусть со стороны ее как бы окружала «сияющая аура», в глубине души она всегда считала себя «испуганным сердцем, бьющимся только ради Даффа».
Но Диана, как всегда, оказалась сильнее, чем думала, – намного сильнее. Ее спасли путешествия и друзья. Они с Айрис Три отправились в поездку по Северной Африке и попробовали гашиш; в итоге Айрис всю ночь напролет писала безумные стихи, а Диана была разочарована эффектом – ей снились кошмары. К 1955 году она оправилась и занялась новыми проектами: написала первую часть трилогии мемуаров, а в 1960 году переехала в Лондон, поближе к Джону Джулиусу и его семье. Купила маленький домик на северо-западе Лондона, и там начался новый и во многом счастливый этап ее жизни. Она обнаружила, что ей нравятся 1960-е: они напоминали ей 1920-е и были такими же красочными, бесшабашными, полными открытий и общественных перемен. Вместе со старыми друзьями Диана теперь оказывалась на вечеринках с интересными молодыми людьми вроде Мика Джаггера и Энди Уорхола.
Ей также нравилось, что отныне у нее не было обязательств. Ей больше ничего не надо было никому доказывать и не за что испытывать вину, хотя Джону Джулиусу и его жене Энн она порой казалась требовательной и иррациональной, какой когда-то была ее собственная мать. Она не гнушалась эмоционального шантажа: Энн надеялась, что, переехав в Лондон, Диана поселится в Клэпхеме и их будет
