Юрий Данилов - Великий князь Николай Николаевич

Вотъ казалось удобный былъ моментъ для захвата власти узурпаторомъ! Но Великій Князь, оцѣнивъ настроеніе не только въ ар-

міи, которая все же за нимъ вѣроятно бы пошла, но всего народа, предпочелъ удалиться въ Крымъ, унося въ своемъ сердцѣ несомнѣнно очень глубокую рану. Пролитіе крови, о которомъ говорилъ князь Львовъ, было избѣгнуто и Временному Правительству очищено было поле для развертыванія собственныхъ силъ.

Къ сожалѣнію для Россіи, онѣ оказались ничтожными!

Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ утвердился большевизмъ, покрывшій интернаціональнымъ налетомъ ослабѣвшее тѣло Россіи.

Началась гражданская воина. Возглавлявшій Добровольческую армію генералъ Алексѣевъ, въ періодъ этой воины, довелъ до свѣдѣнія Великаго Князя о томъ, что армія мечтаетъ видѣть его въ извѣстный моментъ у себя во главѣ. Великій Князь отвѣтилъ, что борьбу противъ большевиковъ, какъ интернаціоналистовъ, онъ принципіально считаетъ допустимой, но что на предложеніе генерала Алексѣева стать во главѣ войскъ онъ можетъ отвѣтить утвердительно лишь въ томъ случаѣ, если это предложеніе будетъ отвѣчать желаніямъ широкаго національнаго объединенія, а не какой либо отдѣльной партіи.

— Если меня призоветъ Добровольческая армія, — поручилъ онъ передать посланцу генерала Алексѣева, — но противъ меня будетъ Сибирская армія, то на братоубійственную борьбу изъ-за своей личности я не пойду.

Какъ читателю уже извѣстно, Великій Князь Николай Николаевичъ, будучи вынужденъ къ эмиграціи, вначалѣ сторонился отъ всякой дѣятельности и если принялъ въ ней нѣкоторое участіе, то почти противъ своей воли.

— Я лично для себя ничего не ищу, — сказалъ онъ при свиданіи уже помянутому князю Гр. Трубецкому19). Но ко мнѣ постоянно обращаются съ разныхъ сторонъ. Если я могу оказаться полезенъ для цѣлей объединенія, то моя совѣсть требуетъ, чтобы я выполнилъ свой долгъ. Но я не могу связывать этого дѣла съ какой либо партіей, классовыми или личными интересами. Я могу служить Россіи, только въ ея цѣломъ.

Конечно, Великій Князь, по своему внутреннему облику, былъ монархистомъ. Но не къ монархіи призывалъ онъ, не въ ея пользу онъ взывалъ къ объединенію. Его лозунгомъ былъ Россія, его паролемъ — «непредрѣшенство» государственнаго устройства.

— Пройдетъ время — Россія сама свободно выскажется о

томъ, какую форму правленія на будущее время она предпочитаетъ, — говорилъ онъ.

Другой, всѣмъ извѣстный русскій общественный дѣятель и ученый П. В. Струве20) приблизительно такъ охарактеризовалъ позицію Великаго Князя въ зарубежномъ разсѣяніи:

«Великаго Князя выдвинули какъ объединяющую силу, какъ центръ національныхъ упованій, какъ выразителя русскихъ чувствъ и русской идеи. Въ этомъ не было никакой политической доктрины, никакой партійности. Однимъ Великій Князь внушалъ уваженіе, какъ членъ царствующаго дома, подъ водительствомъ котораго укрѣпилась Россія съ ея великой культурой. Другимъ онъ былъ дорогъ, какъ вождь доблестной и самоотверженной Россійской арміи, наконецъ — третьимъ — какъ лицо, вознесенное надъ всѣми мелкими и жалкими счетами самолюбій и лично чуждое какихъ либо домогательствъ».

Я уже отмѣтилъ въ особой главѣ насколько несправедливо и предвзято считать Великаго Князя Николая Николаевича активнымъ дѣятелемъ въ вопросѣ объ установленіи недовѣрчивыхъ взаимныхъ отношеній между Россіей и Германіей и о, якобы, слѣпой ненависти его къ нѣмецкой національности. Исповѣдывать это — значитъ умышленно упрощать сложную проблему европейскихъ довоенныхъ международныхъ отношеній до предѣла, скажу, наивнаго пониманія, что величайшую міровую катаклизму могли вызвать личныя симпатіи или антипатіи отдѣльныхъ людей. На самомъ дѣлѣ причины, приведшія въ концѣ концовъ къ вооруженному столкновенію народовъ, много сложнѣе. На одной сторонѣ уже много лѣтъ тому назадъ зародившагося спора стоялъ — 70-ти милліонный нѣмецкій народъ, сильный избыткомъ населенія, крѣпкій духомъ, общей культурой и народнымъ трудомъ. Народъ этотъ почувствовалъ себя сдавленнымъ собственными границами, и вооруженный до зубовъ, выразилъ настойчивую волю къ выходу на міровую политическую арену. Это былъ его новый курсъ. .

На другой сторонѣ — три ближайшія сосѣдки Германіи _

Англія, Россія и Франція, имѣвшія существенные интересы внѣ европейскаго материка20). Новая нѣмецкая 'ѴѴеН.роІііік несомнѣнно грозила каждой изъ названныхъ странъ опасными послѣдствіями, которыя естественно и вынуждали ихъ защищать свои политическія

и экономическія позиціи. Всякій, вѣроятно, былъ нравъ по своему. При отсутствіи возможности примиряющихъ соглашеній, вооруженное столкновеніе являлось въ существовавшихъ условіяхъ неизбѣжнымъ.

Въ частности проведеніе германцами желѣзнодорожной линіи Берлинъ-Багдадъ, являвшейся однимъ изъ звеньевъ новой міровой политики Германіи, включало въ себѣ зародышъ неизбѣжнаго столкновенія съ Россіей, вслѣдствіе соединеннаго съ этимъ шагомъ, стремленія къ подчиненію, черезъ Австрію, нѣмецкому вліянію западныхъ и балканскихъ славянъ п къ непосредственному установленію политическаго вліянія Германіи въ районѣ Константинополя и проливовъ. Я уже не говорю объ экономическомъ внѣдреніи Германіи въ Персію, гдѣ Россія была принуждена сдѣлать Германіи серьезныя уступки!

Россія, уже принесшая огромныя жертвы во пмя освобожденія родственныхъ ей по крови западныхъ и южныхъ славянъ, не могла конечно, по своимъ историческимъ и политическимъ традиціямъ, молчаливо присутствовать при постепенномъ поглощеніи этихъ славянъ лоскутной Имперіей Габсбурговъ, которая въ своей славянской политикѣ, опиралась на слишкомъ очевидную поддержку Германіи. Грубые и дерзкіе пріемы вѣнскихъ дипломатовъ лишь вызывали ускореніе конфликта. Въ русской исторіи дипломатическихъ отношеній съ Австро-Венгріей никогда не забудется некорректное поведеніе Эренталя по отношенію къ Россіи и бывшему у насъ Министру Иностранныхъ Дѣлъ А. П. Извольскому, въ дѣлѣ присоединенія Босніи и Герцоговпны. Въ этомъ инцидентѣ, несмотря на тяжесть полученной раны, Россія принуждена была къ молчанію, ибо то были годы ея военной безпомощности, явившейся результатомъ неудачной русско-японской войны и послѣдовавшихъ за ней безпорядковъ. Но этотъ же инцидентъ ясно показалъ Россіи, что въ ея недоразумѣніяхъ съ Австріей, германская вооруженная сила всегда будетъ на сторонѣ послѣдней. Безоговорочно поощряемая Германіей, Австро-Венгрія уже мало задумывалась надъ своими шагами, зная, что ея политическую агонію можетъ продлить лишь успѣхъ внѣшней политики, или побѣдоносно законченная война.