Я много жил… - Джек Лондон
В репортажах писатель рассказывает о первом столкновении казаков с японскими силами, о храбрости русских солдат, которые дерутся до последнего патрона, но вынуждены отступать под давлением значительно превосходящих сил неприятеля. Лондон показывает ошибки русских офицеров, которые то разбивают лагерь и ставят орудия на открытых и легко уязвимых позициях, то попадаются на довольно примитивную уловку японского командования.
Из репортажей Лондона мы узнаем, как враждебно отнеслось корейское население к оккупантам японцам, да и не только к японцам, но и тем европейцам и американцам, которые шли с ними.
У Джека Лондона уже растут две крошки дочери, но семейная жизнь не ладится. Бесс, прекрасная мать для детей, не смогла стать Джеку другом, товарищем, который разделил бы его интерес к литературе, понял его постоянные искания, порывы его мятежного духа. Он уходит от семьи, мучительно переживая свер шившееся.
Он все чаще выезжает в Лунную долину, подальше от города, в деревню Глен Эллен; здесь он создает свои произведения. Влюбившись на всю жизнь в пышный, не тронутый цивилизацией край, Лондон после вторичной женитьбы (в 1905 году на Чармейн Киттредж) покупает поблизости ранчо, ставшее постоянным его домом.
Но Лондон не любил подолгу сидеть на одном месте и частенько уезжал отсюда вместе с Чармейн то в кругосветное путешествие на яхте «Снарк», то по рекам и заливу на суденышке «Ромер», то в прилегающие штаты на четверке лошадей, то на корабле «Дириго» вокруг Южной Америки, то для отдыха на Гавайи.
Джека Лондона, как и в детстве, все время куда-то тянуло ему хотелось больше видеть и знать, ему хотелось все испытать самому: самому добиться успеха в боксе, в нырянии с вышки, самому спроектировать яхту, а затем управлять ею, ведя через Тихий, Индийский, Атлантический океаны — вокруг света, почти без команды, только с женой да двумя-тремя помощниками. «Больше всего, — писал он, — я хочу разных личных достижений, — не для того, понятно, чтобы кто-то мне аплодировал, а просто для себя, для собственного удовольствия. Это все то же старое: «Это я сделал! Я! Собственными руками я сделал это!»
Но мои подвиги должны быть непременно материального, даже физического, свойства. Для меня гораздо интереснее побить рекорд в плавании или удержаться в седле, когда лошадь хочет меня сбросить, чем написать прекрасную повесть».
«Чем больше препятствия, тем больше удовольствие от их преодоления, — объясняет Лондон причины, побудившие его предпринять рискованное путешествие вокруг света. — Возьмите, например, человека, который прыгает с трамплина в воду: он делает в воздухе полуоборот всем телом и попадает в воду всегда головой вперед. Как только он оттолкнется от трамплина, он попадает в непривычную суровую среду, и столь же суровой будет расплата, если он не справится с задачей и упадет в воду плашмя. Разумеется, ничто, собственно, не заставляет его подвергать себя риску такой расплаты. Он может спокойно остаться на берегу в безмятежном и сладостном окружении летнего воздуха, солнечного света и устойчивой неподвижности. Но что поделаешь, человек создан иначе! В короткие мгновения полета он живет так, как никогда не жил бы, оставаясь на месте.
Я, во всяком случае, предпочитаю быть на месте этого прыгающего, чем на месте субъектов, которые сидят на берегу и наблюдают за ним. Вот почему я строю «Снарк»[47].
В этих высказываниях весь Джек Лондон.
В апреле 1907 года оклендская прогрессивная газета «Голос социалиста» шлет дружеское напутствие отплывающему Джеку Лондону:
«До свидания, Джек! До свидания! «Снарк» с развевающимся красным флагом поднял 22 апреля якорь, и Джек Лондон с женой теперь уже в море. Рузвельт будет рад узнать, что еще одним «нежелательным гражданином» стало в стране меньше». Незадолго перед тем тогдашний президент Теодор Рузвельт назвал «нежелательными гражданами» за их активную организаторскую деятельность руководителей рабочего движения Билла Хейвуда и Чарльза Мойера, которые были незаконно арестованы властями и брошены в тюрьму. В защиту Хейвуда и Мойера выступил ряд видных общественных деятелей и писателей. По прибытии в Америку приветственную телеграмму им послал А. М. Горький, за что подвергся со стороны американской реакции ожесточенной травле. Лондон написал в защиту арестованных гневную статью «Гниль завелась в штате Айдахо». Он сам фактически тоже был для правительства США «нежелательным гражданином».
«Снарк» режет волны Тихого океана. Гонолулу, Маркизские острова, Паго-Паго, острова Фиджи, Новые Гебриды. А на палубе, склонившись над стопкой бумаги, сидит и пишет свои романы и рассказы атлетического сложения человек. Морской ветер треплет его волосы, ласкает щеки, шею, забирается за воротник. Человек изредка поднимает глаза и смотрит отсутствующим взглядом в бескрайнюю даль. Выражение его лица меняется: то оно строго и напряженно, то нежно и просветленно. О чем он пишет?
Неуклюжий матрос, неловко сдернув кепку, входит в гостиную богатого дома. Он застенчив, не знает, как вести себя. Это простой, необразованный парень, но необычайно чуткий к красоте пейзажа, изображенного на висящей в гостиной картине, к музыке стихов неизвестного поэта, книга которого попадает ему в руки.
Молодой моряк знакомится в этом доме с девушкой необыкновенной красоты, белокурой, нежной, умной. Его охватывает незнакомое, щемящее чувство, он влюбляется в это воздушное создание. Но он не ровня ей. И моряк твердо решает получить образование, стать писателем, добиться успеха, чтобы обеспечить будущую семью и тогда жениться на любимой девушке.
Истории трагически завершившейся судьбы матроса Мартина Идена и был посвящен роман, который писал на палубе своей яхты Джек Лондон.
Когда ветер крепчал, начинал яростно хлопать парусами и бросать на палубу «Снарка» соленые брызги, Лондон спускался в каюту, и работа продолжалась там. Он вспоминал юность, любовь к Мэйбл и то время, когда он, голодный, упорно трудился над рассказами, стихами, пьесами, чтобы пробить путь в литературу. В романе было воспроизведено немало деталей из его биографии. Мартин Иден, как и сам Лондон, становился наконец писателем, его тоже постигало разочарование в любимой, он тоже устал и переживал духовный кризис, но, в то время как лишенный большой цели и друзей одиночка Мартин Иден погибал, придя к выводу, что все, ради чего стоило жить, потеряно, Лондон нашел в себе силы в 1904–1905 годах преодолеть кризис; и спасло его в ту пору, по его собственному признанию, убеждение, что существует нечто гораздо более важное в жизни, чем любовь, — служение общественному делу, своему народу.
В шторм, когда гигантские волны
