Я много жил… - Джек Лондон
Образные картины страданий героя вызывают и усиливают наше сочувствие: «Губы у него так сильно дрожали, что шевелились жесткие рыжие усы над ними. Он облизал сухие губы кончиком языка.
— Билл! — крикнул он. Это была отчаянная мольба человека, попавшего в беду…»
Мы прочли всего лишь три страницы рассказа, а уже включены зрение, слух, вкус, ощущение холода, страха, автор вызвал первый отклик сострадания в наших сердцах.
Излюбленный прием Джека Лондона — воздействовать на читательское воображение, показав отношение действующего лица к окружающему, описывая его чувства и ощущения. Еще в начале своей писательской карьеры, но уже после того, как были созданы такие блестящие рассказы, как «Белое безмолвие», «Северная Одиссея», «Мужество женщины» и «Закон жизни», Лондон в письмах к молодому писателю Клоудесли Джонсу объяснил свои представления об истинно художественном сочинении. Убежденно и настойчиво он повторяет: «Не увлекайтесь пересказом… Пускай ваши герои сообщают об этом своими делами, поступками, разговорами и т. д… Пишите напряженнее… не повествуйте, а рисуйте, очерчивайте, стройте!..», «…Подходите к читателю через трагедию и ее основное действующее лицо». Все это важнейшие принципы творческого метода писателя.
В качестве примера разработки сюжета через душу главного героя Лондон приводил свой рассказ «Закон жизни». В нем речь идет о дряхлом старике индейце, которого племя оставляет умирать в снежной пустыне. «Все, что вы узнаете, — пишет Лондон, — даже оценка и обобщения, — все это делается только через этого старика индейца путем описания его впечатлений».
Лондон заставляет нас встать на место страдающего героя, проникнуться его мучениями. Такого эффекта автор достигает с помощью приемов, о которых речь шла выше, но также и с помощью тех мельчайших деталей, которые, как песчинки, новые и новые падают на чашу весов судьбы героя, характеризуя то угасание его жизненных сил, то возгорание огня его инстинкта самосохранения.
Но вернемся к рассказу «Любовь к жизни».
Первые признаки голода и страха уже появились у героя. Но он здраво мыслит, четко планирует свои ближайшие и будущие действия. Он смотрит на часы, не забывает завести их, с помощью часов определяет направление на юг, ориентируется на местности. Он остался в одиночестве с поврежденной ногой, но он способен прогнать страх. Дальше трагизм его положения усугубляется. Вначале муки голода, безуспешные попытки подбить куропатку, поймать, вычерпав воду из лужи, рыбку, поиски лягушки или хотя бы червей, чтобы заглушить неумолимый зов желудка. Вот уже его сознанием безраздельно овладело одно желание: есть! Параллельно вкраплены такие детали: от мокасин остались одни лохмотья, сшитые из одеяла носки порвались, ноги стерты до крови. Выпал снег. Человек уже не разводит костра и не кипятит воды. Спит он под открытым небом тревожным голодным сном, а снег превратился в холодный, всюду проникающий дождь.
Он наконец ухитрился поймать двух пескарей. Съел их сырыми. Потом поймал еще трех, двух съел, а третьего оставил на завтрак (какая аскетически бесстрастная подробность, без авторской оценки, но сильная сама по себе). «В этот день он прошел не более десяти миль, а на следующий, двигаясь только когда позволяло сердце, не больше пяти». И вот теперь очень часто до него доносится из пустынной дали вой волков. Три волка, «крадучись, перебежали ему дорогу». Пока еще крадучись, это лишь первый намек на смертельную опасность. Едва передвигающийся путник пытается догнать куропатку, но тщетно, он только совсем обессилел. Он уже почти все бросил из своих вещей, теперь высыпает из мешочка половину золота, того самого золота, ради которого прибыл в эти далекие дикие края, а вечером он выбрасывает и остатки. По временам он начинает терять сознание. Встреча с медведем. Кругом волки, но они все еще не подходят близко. Несчастный набрел на обглоданные кости олененка. Мысль: «Умереть не больно. Умереть — уснуть. Смерть — это значит конец, покой. Почему же тогда ему не хочется умирать?» Но вот он уже не рассуждает, он сидит на корточках, как пишет Лондон, «держа кость в зубах и высасывая из нее последние частицы жизни». Картина становится страшной. Оборванный, потерянный в глуши, изнемогающий человек обгладывает недоеденные волками кости, дробит их камнем и глотает с жадностью. Он уже не чувствует боли, когда попадает камнем себе по пальцам.
«Он уже не помнил, когда останавливался на ночь и когда снова пускался в путь. Шел, не разбирая времени, и ночью и днем, отдыхал там, где падал, и тащился вперед, когда угасавшая в нем жизнь вспыхивала и разгоралась ярче. Он больше не боролся, как борются люди. Это сама жизнь в нем не хотела гибнуть и гнала его вперед». Вот он, огонь, жажда жизни. Но нет, им еще не испита до дна чаша страданий. Мы давно ждем облегчения, но его нет ни для героя, ни для читателей, хуже того — тучи сгущаются. Уже нависла новая угроза: путника начинает преследовать волчица, больная, чихающая и кашляющая. Здесь скрыта горькая ирония: унизительно мужчине сражаться с больной волчицей, но путник так обессилен, что для него почетно и такое соперничество, ибо оно представляет для него смертельную угрозу».
Обглоданные кости оленя и корабль, увиденный человеком вдали, укрепляют его волю к жизни, организуют его силы и проясняют сознание. Начинается многодневный судорожный путь к кораблю.
Ослабевший зверь не решается наброситься на человека. Два изможденных существа бредут по равнине. Несчастный путник натыкается на обглоданные кости своего товарища Билла, который бросил его. Рядом лежит его мешочек с золотом. Злая ирония судьбы — Билла настигла расплата. Человек выдавил из себя «ха-ха!», он засмеялся хриплым, страшным смехом, похожим на карканье ворона, и больной волк вторил ему, уныло подвывая. Но человек не взял золота и не стал «сосать кости Билла. А Билл стал бы, будь Билл на его месте, размышлял он, тащась дальше». Страшная, отвратительная мысль, но такая естественная в его состоянии.
Человек бредет дальше. Он уже не в силах вычерпывать воду и ловить пескарей. Он может только ползти. Колени и ступни его содраны до живого мяса. Волк лижет кровавый след человека. Чувство надвигающейся опасности заставляет человека принять решение. «Даже умирая, он не покорялся смерти. Возможно, это было чистое безумие, но и в когтях смерти он бросал ей вызов и боролся с ней». Он притворяется спящим,
