Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века - Георгий Иосифович Чернявский
В ночь на 22 февраля 1966 г. у Бориса Ивановича произошел тяжелейший сердечный приступ, в результате которого он умер. Ему было 78 лет. Смерть застигла его в его доме в городе Менло-Парк в Калифорнии, где он обитал в последние годы жизни. За три месяца до его кончины Луис Фишер, которому довелось общаться с Николаевским, с трогательной доверительностью написал: «We have all sat at his feet», что можно перевести «Мы склоняемся перед ним», в смысле: «Куда уж нам до него»[970].
Похоронен был Б.И. Николаевский на мемориальном кладбище Алта-Меса в Пало-Алто на тенистом участке «Оук Гроув» («Дубовый лесок»). Через много лет рядом с его могилой появилась и могила его жены А.М. Бургиной.
В зарубежной русской прессе были опубликованы многочисленные некрологи и статьи, отмечавшие выдающийся вклад Бориса Ивановича в разработку истории своей родины. Из них особенно трогательными были две статьи Г.Я. Аронсона, с которым в прежние годы Николаевский не раз дискутировал[971]. В первой говорилось о том огромном значении, которое имело изучение Николаевским внутреннего развития коммунистической диктатуры. Он оказался «наиболее сведущим, исключительным знатоком интимной и «малой» истории коммунизма. Все, кто когда-либо изучал русскую революцию, поражались его исключительной эрудиции, его феноменальной памяти, его редким знаниям деталей». Вторая статья была посвящена деятельности Бориса Ивановича в эмиграции. Именно из нее многим читателям стали известны те поистине героические усилия, которые были предприняты Николаевским по спасению и вывозу архивов из нацистской Германии, а затем из оккупированного гитлеровцами Парижа. Вспоминая о своих разногласиях и столкновениях, а отчасти под их впечатлением, Аронсон писал:
«Он был человек и деятель сложный и оригинальный, страстный и пристрастный, особенно в политике, да еще в атмосфере эмигрантской политики. В нем сочетались гуманист и фанатик, человек доброй души и в то же время человек непримиримый. Нелегко было сработаться с Борисом Ивановичем, и легко было с ним разойтись. С кем только не расходился он в нашей эмигрантской юдоли – на время, надолго или навсегда!»
Некрологи и статьи о Борисе Ивановиче появились и в англоязычной прессе – в газетах «Нью-Йорк тайме», «Нью лидер» и др.[972] 20 марта памятное собрание состоялось в Нью-Йорке[973]. С докладом на нем выступил Марк Вениаминович Вишняк, в прошлом деятель партии социалистов-революционеров, а теперь редактор русского отдела американского журнала Time («Время»), автор автобиографической книги «Дань прошлому» (1953). Не забыв о своем эсеровском прошлом, он особо выделил активные выступления Николаевского в защиту эсеров во время суда над ними в Москве в 1922 г. и обращения к Мартову и Горькому с призывом организовать протест европейской общественности[974].
Дж. Кеннан говорил, что знакомство с Николаевским стало для него открытием, что неизгладимое впечатление произвели на него глубина и чистота убеждений покойного, его сила духа, настойчивость и последовательность, с которыми он отстаивал свои идеи. Как ученый он стал для американцев «важной и необходимой фигурой». Профессор Принстонского университета Роберт Такер, позже получивший всеобщую известность своими исследованиями биографии Сталина, познакомившийся с Борисом Ивановичем в Стенфордском университете, выражал надежду, что найдутся люди, которые смогут довести до конца начатые им работы и «продолжат разработку сокровищ его архива»[975]. Высоко оценивал деятельность и заслуги, высокие личные качества Николаевского И.В. Гессен, в прошлом один из лидеров партии кадетов, назвавший Бориса Ивановича «живой энциклопедией революционного и освободительного движения»[976].
После кончины своего супруга А.М. Бургина провела большую работу по составлению детального аннотированного каталога коллекции Николаевского, но не завершила эту работу, которая была окончена уже после ее смерти новым куратором коллекции Михаилом Якобсоном. Этот фундаментальный путеводитель объемом более 750 страниц, являющийся подлинным ключом для исследователей, был опубликован Гуверовским институтом книгой[977]. Сама же А.М. Бургина в письме своему знакомому М. Хундадзе в 1974 г. так описывала работу и весьма непростые взаимоотношения с руководством Гуверовского института:
«Мне приходится вести непрекращающуюся борьбу за возможность обработки литературного наследия Бориса Ивановича, которое, без такой обработки столь знакомого с его содержанием человека, как я, теряет все свое научное значение. Сам по себе Институт является богатейшим хранилищем научного материала, но возглавляют его люди абсолютно невежественные, ревниво оберегающие свой авторитет от всякого мало-мальски сведущего человека. Даже такому человеку, как Борис Иванович, пришлось испытать на себе такое отношение. Со мной, конечно, меньше считаются. И несмотря на то, что свою работу я веду без какой бы то ни было оплаты, я, тем не менее, живу под постоянной угрозой полного устранения из Института. И потому не решаюсь отлучиться даже на самое короткое время, чтобы, вернувшись, не очутиться пред свершившимся фактом… А продолжать работу я считаю своим долгом перед памятью Бориса Ивановича, который именно на меня и возложил этот труд»[978].
Творчество Николаевского в СССР – не только при Сталине, но и в пору хрущевской «оттепели», и во время брежневского застоя – оставалось под полным запретом. Упоминать его имя можно было только в отрицательном смысле. Как-то вскоре после смерти Николаевского в «Литературной газете» появилась статья известного собирателя раритетов и литературоведа И. Зильберштейна о М. Горьком, в которой достаточно смелый, но представившийся наивным автор назвал Николаевского «известным историком социал-демократии», которому удалось сохранить ценные письма писателя[979]. Через пару месяцев в той же газете появилось гневное письмо историков КПСС Л.С. Гапоненко и К.Л. Селезнева, бичевавшее недальновидность редакции, допустившей позитивное высказывание о «враге Советского Союза»[980]. Тот же тон был свойствен упоминаниям о Николаевском в примечаниях и указателе имен к «Полному собранию сочинений» Ленина. С некоторыми разночтениями, эти комментарии всегда заканчивались словами: «Позднее жил в США, продолжал заниматься фальсификацией марксизма-ленинизма и истории КПСС»[981].
В постсоветской России с творчеством Б.И. Николаевского широкий читательский круг смог познакомиться в первой половине 90-х годов, когда были опубликованы сборники произведений Николаевского и документов из его архивов[982]. В 2002 г. в Российском государственном архиве социально-политической истории (он был образован на базе бывшего Центрального партийного архива при ЦК КПСС) был создан мемориальный кабинет Николаевского и в нем развернута выставка фотографий и документов из коллекций этого архива, архива Международного института социальной истории, архива Гуверовского института и других архивохранилищ, а также даров родственников и коллег Николаевского. В кабинете оказались и личные вещи семьи Николаевских, библиотека его работ и
