Мои гуси-лебеди [рассказы о детстве] - Георгий Дмитриевич Гулиа
— Знаем, знаем! — раздалось в ответ.
— Тогда пойдем дальше. В трюмах находилась бязь. Материя такая, очень нужная городу, всей республике. Ее мы купили в Италии в обмен на наш абхазский табак. Это уж я говорю точно, потому что сам ездил в Италию и заключал сделку.
Несмотря на ранний утренний час, было очень жарко. Комиссар вытирал лоб платком. У него была лысина, и он нам казался очень старым. (Теперь, но прошествии многих лет, я подсчитал, что комиссару было тогда не более тридцати.)
— Ребята, значит, так: в трюмах много бязи, она вся скатана в ровные, гладкие «штуки». Вы, наверное, видели такие в мануфактурном магазине Диамандопуло… И вся, значит, теперь промокла. Пароход не утонул, он стоит в порту, его сейчас разгружают, но бязь может сгнить. Мокрую бязь нельзя ни хранить на складе, ни продавать.
— Надо высушить! — крикнул кто-то.
— Кто это сказал?
Молчание.
— Кто этот умник?
Мы вытолкнули вперед Женю Куценко.
— Ты? — Комиссар погладил Женю по голове. — Молодец! Догадливый! Конечно, надо высушить… Но как? Бязи очень много.
— Утюгом, — подсказал Женя.
— Это целую жизнь придется сушить… А вот у меня другое предложение. Нельзя ли бязевые штуки разостлать на этой огромной поляне? Можно. И тогда материя до вечера высохнет. И нужно поступить с нею только так. Мальчики, давайте расстелем бязь на траве. Каждому из вас я обещаю по нескольку лир. Вы на эти деньги сможете приобрести — если сложитесь — хороший футбольный мяч. Или ирисок накупить. Или баклаву. Как сами решите… Согласны поработать?
— Согласны, согласны! — почти не раздумывая, дружно закричали мальчики.
— Тогда за мной!
Комиссар пошел размашистым шагом на другой конец поля. Там уже стояли дроги, нагруженные «штуками». Вскоре подъехал и грузовик «Адлер» с цепной передачей на задних колесах. Он тоже привез мокрые «штуки».
— Ребята, слушайтесь вот этого дядю и начинайте! Раньше кончим — раньше пойдем домой! С деньгами!
Стаскивать с дрог мокрые «штуки» было не так-то просто. Мальчики нашли более простой способ разгрузки: они сбрасывали «штуки» наземь. Это было очень занятно, не хуже игры в футбол. Особенно когда одна «штука» свалилась на Женю Куценко и он заорал благим матом. Правда, больше из озорства, чем от боли.
Пока разгружали первую партию, пришли новые дроги. Но работа спорилась. И комиссар тоже стаскивал «штуки», подбадривая мальчишек.
Потом было решено разделиться на две группы: одна будет сгружать, а другая, чтобы не терять время, расстилать бязь на поле.
Горожане с удивлением наблюдали за тем, как поле из зеленого постепенно превращалось в желтоватое, кремовое — по цвету бязи. Когда они узнавали, в чем дело, то очень удивлялись сметливости комиссара.
— Единственный выход, чтобы спасти товар, — сказал один старичок.
— Можно было бы его сложить в порту…
— Чтобы сгнил? — едко вопросил старик.
— Зачем сгнил? Чтобы высох!
— Комиссар знает свое дело. Он же за границей бывает.
Иные, я это слышал, хулили капитана парохода. Да как же это можно, говорили они, допустить такой промах, днище повредить?! Что он, маяка, что ли, не видел? Котенок, а не капитан! Чтобы верно вести корабль при нынешней технике, достаточно не зевать и не спать. Вместо того чтобы товар сушить, следует предъявить иск компании, которой пароход принадлежит…
Ну, это были досужие разговоры, а дело, настоящее, важное дело, делалось на поле.
Разматывать мокрую «штуку» было нелегко. Во-первых, каждая весила не меньше пуда (если не больше). Во-вторых, мокрая материя ложилась на траву складками, и ее приходилось расправлять… Одним словом, лиры давались не без труда. Впрочем, это должно было быть ясно, если вдуматься в большущую надпись, которая красовалась на фасаде дома, обращенном к поляне: «Кто не работает, тот да не ест!» И еще имелась надпись, но она к делу не относилась. Она гласила: «Уничтожайте мух!» Советской власти в Абхазии в то время было год-два, и приходилось бороться не только с голодом и разрухой, но и с мухами (чтобы холера не завелась)…
Женя Куценко сказал мне:
— Я попрошу надбавку. У меня пузо болит от работы.
Не успел я его отговорить, как он уже торговался с комиссаром.
— Я не согласен за семь лир, — говорил Женя. — Я хочу все восемь.
— Ладно, — сказал тот, — получишь восемь. А я хотел было предложить десять.
Женя обомлел. Но слово есть слово. Вернулся к нам и начал разматывать новую «штуку».
Дроги и грузовик «Адлер» привозили все новые порции товара. Мальчики старались изо всех сил. Солнце стояло прямо над головой, пекло нещадно, но площадь все больше покрывалась материей, все новые «штуки» бежали по полю бежевой неровной дорожкой.
Появились уличные продавцы холодной воды «соук-су». Мы поначалу отказывались — ведь надо же платить. Но вскоре выяснилось, что комиссар уже уплатил за всю воду. Тут начался настоящий водопой. Некоторые умудрялись выдуть по два, а то и по три стакана. Бесплатное питье казалось особенно вкусным.
Бязевым «штукам» не было конца.
Женя Куценко сказал, что, наверное, это груз с трех пароходов. Мой брат Володя быстро что-то подсчитал в уме и сказал, что пароход может вместить и побольше. «Титаник», например…
— При чем тут «Титаник»? — перебил его Женя. — «Титаник» был пассажирский.
— Ну и что?
— Там пассажиры, а не груз.
— Послушайте, пацаны, — сказал здоровенный грузчик в капюшоне из рогожного мешка, — о чем вы спорите? Сначала каши поешьте. Вот это видали?
И он показал свою руку, на которой был вытатуирован орел с огромными крыльями. Он клевал грудь какой-то несчастной красавицы.
— Насчет «Титаника» и прочих морских посуд вы спросите меня… Потом… А сейчас — айда работать!
«Штуки» начали разматываться еще быстрее. Мы работали, как гребцы на спортивных шлюпках. Только форма приложения энергии была иной. С нас уже сошло семь потов.
Во время небольшой передышки было решено сделать наколки не откладывая в долгий ящик. К примеру, через день или два.
— Я знаю одного бывалого моряка, — сказал Сеня Миминошвили, грызя заусенец. — Он живет у старой крепости, под опрокинутой лодкой. У него есть иглы и японская тушь.
— За деньги? — спросил мой брат.
— Ясно, за деньги.
— Где же их взять?
— Тоже мне мыслитель! — сказал Женя Куценко. — Мы же сегодня получим. А сколько он берет, Сеня?
Сеня ответил:
— Пять лир с человека. Если татуировка только на руке.
— Живем! — весело крикнул Женя.
— И еще останется на ириски, — сказал Володя.
Словом, у нас появился новый стимул к работе. В самом деле, чего еще
