Борис Григорьев - Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

В связи с новыми требованиями информацию с контакта пришлось «снимать» не «втемную», а «втрезвую»[82].

Не надрывались мы и над контрразведывательным обслуживанием рудника. Новые времена принесли все-таки некоторые положительные изменения, и мы теперь не впадали в истерику оттого, что какой-то шахтер завел дружбу с норвежцем или, на худой случай, попросил политического убежища в Лонгиербюене. В конце концов это касалось только самого перебежчика, его рудничного начальства и консульства. К КГБ и вопросам безопасности это не имело никакого отношения, если, конечно, перебежчик не обладал государственными секретами. Но таких людей в Баренцбурге и в Пирамиде не было.

Моему предшественнику чуть не прервали карьеру за то, что какой-то метеоролог сбежал к норвежцам и попросил у них политического убежища. Два года спустя, уже при мне, аналогичный случай не только не «потянул» на драму, но с горем пополам завершился как самый бездарный фарс.

Как-то мне позвонил директор рудника А. С. Соколов и прерывающимся от волнения голосом доложил, что из поездки в Лонгиербюен не вернулся некто Романов. Этот житель Полтавщины, физически малоразвитый, оказался не подготовленным к труду шахтера, постоянно прихварывал и не выходил на работу. Руководство рудника перевело его в подсобное хозяйство — «Скотланд Ярд» — скотником. Скоро он стал предметом насмешек со стороны «настоящих» мужчин и загрустил.

Во время поездки в Лонгиербюен он обратился в контору губернатора и попросил там политического убежища, поскольку не смог в Баренцбурге «реализовать свое право на труд». Мы связались с Элдрингом, и тот подтвердил, что Романов находится у них и что его ходатайство направлено на рассмотрение министерства юстиции Норвегии!

— Господин Элдринг, — сказали мы сюссельману по-дружески, — вы можете поступать, как вам заблагорассудится, но уже прошли те времена, когда можно было бежать из России под надуманным или реальным предлогом политического преследования. Если вы дадите вид на жительство Романову, завтра к вам прибегут десяток подобных, потому что ситуация экономическая в стране и в поселке тяжелая.

Прошло два дня, и вертолет сюссельмана доставил Романова на Финнэсет и улетел. Романов, как ни в чем не бывало, дошел пешком до своего общежития и завалился спать. Отоспавшись, он заявился в консульство отметить свое возвращение, а потом отправился рассказывать о своих приключениях в Лонгиербюене товарищам по работе. Самым важным событием за эти дни для Романова явилось получение карманных денег от сюссельмана в сумме 700 норвежских крон и возможность «от пуза» напиться кока-колы.

В. пока не нашел достаточных оснований для отказа от сотрудничества, поэтому деньги был вынужден взять.

— Парни, у меня до сих пор в животе от нее урчит, — горделиво рассказывал несостоявшийся политэмигрант любопытным коллегам в общежитии.

Следующим самолетом его отправили домой в уже самостоятельную Украинскую республику.

В условиях Шпицбергена снегоход играет ту же роль, что и автомобиль на материке. Он — основное транспортное средство и для решения бытовых и оперативных вопросов, а также и для отдыха. В консульстве в скутерной стояло несколько снегоходов «Ямаха», но исправен из них был только один — консула. Остальные шесть снегоходов, принадлежащие резидентуре, находились в жалком состоянии, заезженные до предела нашими предшественниками по работе.

Первым делом мы принялись за восстановление нашего парка снегоходов, благо, что наш шифровальщик оказался мастером на все руки и большим энтузиастом мотоциклетного спорта. В техническом отношении двигатель снежного скутера мало чем отличается от мотоциклетного, поэтому ремонт «ямах» нам обошелся практически бесплатно. Запасные части к ним продавались в Лонгиербюене, так что скоро вся резидентура и члены наших семей стали выезжать сначала на короткие прогулки вокруг Баренцбурга, а потом и в Лонгиербюен.

Ощущение езды на снегоходе — непередаваемо. Облачившись в непродуваемые комбинезоны, перчатки, валенки, шлемы и маски, обыкновенный жалкий пешеход превращался в гордого наездника, эдакого рыцаря снежных просторов. Мчишься по замерзшему заливу со скоростью 70–80 км в час, затаив дыхание, «проглатываешь» расстояние, ныряешь с замершим сердцем в глубокий каньон, и, обозревая бесподобную снежно-голубую панораму, вдруг обнаруживаешь, что внутри тебя начинает рождаться песня, возникает состояние эйфории и легкого, как от шампанского, возбуждения. Блеск!

Наши отремонтированные «ямахи» скоро стали предметом зависти рудничных. Японские машины значительно превосходили отечественные «Бураны», тяжелые и неуклюжие изделия, сконструированные еще в начале 50-х на базе финских скутеров. И хотя они были старенькими, а наше снаряжение не настолько красочно, как у норвежцев, мы все равно выделялись на фоне «серой действительности» и служили причиной разных досужих домыслов и пересудов.

Передвижение на снегоходах и вообще выезды в горы или на рыбалку на озера требовали соблюдения мер предосторожности. Мы брали с собой в обязательном порядке карабины с запасом патронов, ракетницу и рацию. В окрестностях поселков с марта месяца начинали бродить белые медведи, и встреча с ними не сулила ничего хорошего. Мне лично ни разу не «посчастливилось» встретиться с «хозяином», но почти ежедневно появлялись сообщения о том, что белый медведь учинил разгром той или иной зимовки, зашел в поселок или даже совершил нападение на одиноких туристов.

По выходным вместе с метеорологом Синицыным, директором шахты Соколовым мы отправлялись на подледный лов шпицбергенского гольца. Местом нашего отдыха выбирали либо озеро Ледяное, куда сползал мощный красивый ледник и где дирекция рудника устроила себе нечто вроде дачи, и озеро Линнея, неподалеку от которого находились мыс Старостина и «Ис-фиорд-Радио» — метео-и радиостанция норвежцев, которая наряду с выполнениєм своих прямых функций осуществляла, по нашим предположениям, задачи отслеживания за передвижениями судов Северного ВМФ.

Мы брали с собой шахтерские «тормозки» — наборы съестных припасов и на целый день выбирались на лед. Уловы были не очень впечатляющими, потому что из одной лунки можно было максимум выловить одного-двух гольцов весом не более 150–200 граммов, а сверлить лунку в полутораметровом слое льда было не очень приятным занятием. Но впечатлений от самого похода хватало надолго.

Однажды в апреле месяце вместе с несколькими сотрудниками рудника я отправился на неизменном буксире «іуреев» в район Земли Оскара II. Вертолетчики рассказывали, что в заливах появилось много всякой живности, в том числе и моржей, которых в этих краях давненько не видели. Отовсюду сползали ледники, вскрывался лед в заливах, и мы медленно лавировали среди ледяных завалов, держа курс на вершину горы Эльйхорнет. Изредка мимо нас на льдинах проплывали грязно-серо-коричневые морские зайцы с белоснежными только что народившимися детенышами.