Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Эта умеренность стала одной из причин, по которой Александр Иванович вошел в число либеральных общественных деятелей, впервые в истории России приглашенных в состав правительства. Вскоре после выхода Манифеста 17 октября 1905 года ему, выходцу из торгово-промышленной среды, С.Ю. Витте предложил портфель министра торговли и промышленности. Гучков, как и некоторые другие деятели, ответил было принципиальным согласием, однако вскоре взял свои слова назад. Дело в том, что министром внутренних дел планировалось назначить П.Н. Дурново, фигуру одиозную и ненавидимую в общественных кругах. Так стало понятно, где проходит «правая граница» тучковского либерализма.
Александр Иванович стал одним из организаторов «Союза 17 октября», занявшего правый фланг русского либерализма. Октябристы поддержали тот новый государственный строй, который после 1905 года международные справочники с долей иронии определяли как «конституционную империю под самодержавным царем». Ключевое положение, определяющее место партии в политическом спектре России, выражено в программе «Союза»: «Новый порядок, призывая всех русских людей без различия сословий, национальностей и вероисповеданий к свободной политической жизни, открывает перед ними широкую возможность законным путем влиять на судьбу своего отечества и предоставляет им на почве права отстаивать свои интересы, мирной и открытой борьбой добиваться торжества своих идей, своих убеждений. Новый порядок, вместе с тем, налагает на всех, кто искренно желает мирного обновления страны и торжества в ней порядка и законности, кто отвергает одинаково и застой, и революционные потрясения, священную обязанность в настоящий момент, переживаемый нашим отечеством, момент торжественный, но полный великой опасности, дружно сплотиться вокруг тех начал, которые провозглашены в манифесте 17-го октября, настоять на возможно скором, полном и широком осуществлении этих начал правительственною властью, с прочными гарантиями их незыблемости, и оказать содействие правительству, идущему по пути спасительных реформ, направленных к полному и всестороннему обновлению государственного и общественного строя России. Какие бы разногласия ни разъединяли людей в области политических, социальных и экономических вопросов, великая опасность, созданная вековым застоем в развитии наших политических форм и грозящая уже не только процветанию, но и самому существованию нашего отечества, призывает всех к единению, к деятельной работе для создания сильной и авторитетной власти, которая найдет опору в доверии и содействии народа и которая одна только в состоянии путем мирных реформ вывести страну из настоящего общественного хаоса и обеспечить ей внутренний мир и внешнюю безопасность».
А.И. Гучков определял «октябризм» как «молчаливый, но торжественный договор между исторической властью и русским обществом… о взаимной лояльности». В то время он искренне верил в то, что государственная власть располагает силами и энергией для деятельности по «оздоровлению» России. Олицетворением государственной «искренности и доброй воли» к усовершенствованию прежнего устройства стал для него П.А. Столыпин, его ровесник. «Я глубоко верю в Столыпина, – признавался Александр Иванович. – Таких способных и талантливых людей еще не было у власти». Именно благодаря ему, уверял лидер октябристов, впервые за всю русскую историю власть и общество «сблизились и пошли одной дорогой». Столыпин выразил ответные симпатии: он называл октябристов «сливками русской прогрессивности».
Гучков поддержал Столыпина, когда тот ввел военно-полевые суды, объясняя это тем, что «во время гражданской войны власть должна прибегать к скорым и суровым репрессиям, производящим впечатление. Иначе она ослабит самое себя». Одобрил он и роспуск I Думы, слишком революционной и потому не готовой к сотрудничеству с правительством: «Я не только не ставлю роспуск Первой Думы в упрек правительству, я ставлю правительству это в заслугу… Государственная Дума второго призыва, если она пойдет по пути первой Думы, не оппозиционному пути, а революционному… тоже заслужит роспуска».
Сотрудничество с исполнительной властью привело А.И. Гучкова в более умеренную III Думу, причем во главе лидирующей фракции октябристов. Он вошел в важнейшую комиссию по государственной обороне. У него установились хорошие отношения с министром обороны А.Ф. Редигером (они регулярно встречались за чашкой чая), завязались многочисленные контакты с военными, уважавшими Гучкова как участника нескольких войн и нашедшими в его лице человека, которому можно пожаловаться, у которого можно просить помощи.
В 1910 году Александра Ивановича избрали председателем Думы (на место ушедшего в отставку Н.А. Хомякова), хотя он и успел прославиться к тому времени рядом резких выступлений. С одинаковой смелостью критиковал он как своих «соседей справа» (сторонников неограниченной монархии) за тщеславие и препятствие «врачеванию» страны реформами, так и «соседей слева» – за антипатриотизм и симпатии к террористам. Гучков не мог забыть, что в ноябре 1905 года кадетское большинство отклонило его предложение ввести в резолюцию земско-городского съезда осуждение насилия и убийств как средства политической борьбы. Обвинял он партию кадетов в том, что она «ловко подсела на запятки русской революции… дрянной скрипучей телеги, которая завязла… в кровавой грязи». И даже вызвал на поединок П.Н. Милюкова – тот позволил с трибуны заявить, что «Гучков утверждал неправду». Дуэль удалось замять, но она оказалась не единственной за время парламентской карьеры лидера октябристов. В 1910 году Александр Иванович стрелялся с товарищем по фракции октябристов А.А. Уваровым, обвинив его в «доносительстве», передаче правительству внутрипартийной информации. Дуэлянтов судили; Уварова при этом оправдали, а вот Гучкова приговорили к четырем месяцам тюрьмы (правда, исполнение наказания перенесли на думские каникулы – дабы не срывать работу народных представителей). Летом он сам пришел в Петропавловскую крепость «на отсидку» и провел ее довольно комфортно: с утренним чтением свежих газет, прогулками с видом на Неву, рассылкой друзьям открыток с изображением бастиона Петропавловки и надписью «Моя камера». Через неделю царь помиловал осужденного.
Два года спустя Гучков стрелялся с подполковником Мясоедовым, обвинив его в шпионаже в пользу Австро-Венгрии. Близорукий подполковник промахнулся, Александр Иванович выстрелил в воздух, позже дав комментарий: «Я не собирался застрелить человека, который должен быть повешен как шпион». Позже Мясоедов и был повешен как шпион: его окончательно уличили и осудили во время Первой мировой войны (правда, современные историки не находят четких доказательств его виновности).
Гораздо более серьезные последствия для А.И. Гучкова имели его выступления против царской семьи. В 1908 году он выступил с призывом к великим князьям (а значит, близким родственникам Николая И) самим уйти из сферы управления военными и морскими делами: их неподконтрольность и непрофессионализм губительно сказывались на обороноспособности страны. Военный министр Редигер считал, что Гучков прав, – и поэтому хранил молчание. А вот царь несказанно возмутился! Его симпатии к Гучкову сменились неприязнью, которая в 1912
