Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Как это ни парадоксально, «новая тактика» Милюкова в значительной мере явилась воспроизведением в новых условиях традиционной, старой кадетской тактики. Милюков, как мы знаем, был особенно силен в разыгрывании «стандартных положений». Его «новая тактика» и была попыткой подстраивания под стандартное положение: в борьбе с режимом (на этот раз не царским, а большевистским) либералы используют угрозу «народной революции» в целях смягчения режима, а потому идут на союз с эсерами, некоторое время рассчитывавшими на успех своей массовой пропаганды в России. Классическая, вполне «старая» милюковская формула «сочетание либеральной тактики с левой угрозой» снова стала девизом либерально-демократической оппозиции.
В 1929 году триумфально прошло чествование семидесятилетнего юбилея П.Н. Милюкова. Праздничные мероприятия в Париже, Нью-Йорке, Берлине, Праге превратились в торжества всей либерально-демократической части эмиграции. Милюковская газета «Последние новости» (издававшаяся в Париже с 1924 по 1940 год) на долгое время стала бесспорным авторитетом, рупором сформировавшегося политического направления.
Однако с таким же основанием можно говорить о политическом и интеллектуальном одиночестве Милюкова в последние годы его жизни. Он надолго пережил своих молодых, самых верных сподвижников – Ф.Ф. Кокошкина и А.И. Шингарева, зверски убитых большевиками в январе 1918 года. И.И. Петрункевич скончался в Праге в июне 1926 года, М.М. Винавер – в Мантонсен-Бернаре несколькими месяцами позднее. Политические разногласия разделили Милюкова с братьями Долгоруковыми и Ф.И. Родичевым. Отошедший от политики Д.И. Шаховской остался в России и был расстрелян в 1939 году.
В 1930-е годы главной задачей либералов Милюков считал терпеливое выжидание и глубокий анализ идущих в России процессов. Это, разумеется, не могло устроить его молодых и энергичных соратников. Близко знавший Милюкова в те годы кадет Н.П. Вакар в своем «Дневнике» написал в 1939 году жесткие слова о том, что Милюков «построил большое кладбище, на котором единственный живой человек он сам, сторож… Подниматься из могил не позволяет… Так и живут мертвецы. Есть среди них несколько заживо погребенных. Они бы и сбежали, да бежать некуда. Притворяются мертвыми…»
Престарелый гроссмейстер тактического маневрирования опять и опять переигрывал всех в тактике, но смысл этого маневрирования по ходу дела все более терялся: ведь никаких серьезных ставок в этой игре уже не было. В одной из последних работ «Эмиграция на перепутье» Милюков был вынужден признать, что тактика постепенно утрачивает свое значение: «Нам сегодня нужна скорее стратегия…»
Между тем и в конце жизни П.Н. Милюков – европеист по культуре и позитивист по мировоззрению – принципиально остается при своем кредо непримиримого борца с политическим иррационализмом. Для него равно неприемлемы ни «русское евразийство» (из этого кентавра, по его мнению, наверняка выйдет не Евразия, а Азиопа), ни итальянский фашизм (знаток итальянской культуры, он был оскорблен претензиями чернорубашечников на античное наследие), ни германский нацизм (презревший традицию классической немецкой рассудочности). Противостоять иррационализму и опасному мифотворчеству могут только высокая многообразная культура и политический плюрализм: здесь Милюков – последовательный сторонник западных демократий.
После оккупации немцами Парижа издание «Последних новостей» было прервано. Милюков уехал в «свободную зону» на юг Франции: жил в Виши, потом в Монпелье, весной 1941 года обосновался в Экс-ле-Бене. Один из очевидцев последних месяцев его жизни вспоминал, что самыми важными часами для Милюкова были те, «когда он, прильнув ухом к настольному радио, ловил шепот швейцарских и лондонских передач. Душевный мир был нарушен, но воля оставалась крепкой. Высадка союзников в Африке, отступление немцев с Волги были, вероятно, его последней радостью. Вера давала силы…»
П.Н. Милюков скончался в Экс-ле-Бене 31 марта 1943 года и был похоронен на местном кладбище. Позднее его прах был перезахоронен в семейном склепе на кладбище Батиньоль в Париже.
«Мы вынуждены отстаивать авторитет власти против самих носителей этой власти…»
Александр Иванович Гучков
Дмитрий Олейников
…Был Федька Гучков мальчиком на побегушках, крепостным калужской помещицы, учеником в суконной лавке. А стал – Федором Алексеевичем, купцом 2-й гильдии, свой дом в Сокольниках, фабрика на пятьдесят станков. И себя, и родственников из крепостных выкупил. Первым начал выпускать шали «на манер французских и турецких». Первым в 1812 году предложил москвичам жечь свое имущество, чтобы не досталось Наполеону. Был Федор старообрядцем, тянет от его призыва дымом старообрядческих «гарей». Собственную фабрику сжег, а через год отстроил новую, еще больше прежней: 900 рабочих, паровая машина, годовое производство – на полмиллиона рублей серебром!
Сын Федора, Ефим, знал иностранные языки и одевался уже не на крестьянский – на европейский манер. В Европу ездил – за опытом. На Первой всемирной Лондонской выставке 1851 года был избран экспертом от русских фабрикантов. Стал в 1857-м московским городским головой. И с жизнью старообрядческой порвал – перешел в официальное православие.
Сын Ефима, Иван, увез от мужа француженку Корали Вакье; стала она Корали (Каролиной) Петровной Гучковой, родила Ивану пятерых сыновей. В московском купечестве заговорили: «У Ивана Гучкова сыновей темперамент горячий – не для нашего климата».
Особенно «горячим» был третий сын, родившийся в 1862 году Александр. Дальше всех унесло его от «купеческого климата». Хоть и он входил в правления банков, акционерных и страховых обществ, московские купцы не считали его совсем своим, называли «политиком». Видимо, сочетание крестьянско-купеческой натуры (делать – и доделывать!) с духом французских мушкетеров породило жизненный принцип, постоянно проявлявшийся в судьбе А.И. Гучкова: «Быть не свидетелем, а участником самых громких событий!»
В шестнадцать лет гимназист Саша Гучков собирался бежать в Англию, чтобы убить британского премьер-министра Дизраэли – за его антирусскую политику, за «позорный», как тогда казалось, исход Берлинского конгресса 1878 года. Купил револьвер, учился стрелять, копил деньги, но доверился брату, тот сообщил родителям – и все сорвалось. Мечтал пережить казнь за Россию, а получил золотую медаль за отличное окончание гимназии. В 1886 году окончил Московский университет – тоже с отличием. В университете, на семинаре известнейшего историка-либерала П.Г. Виноградова познакомился с будущим противником-союзником Павлом Милюковым.
Милюков избрал путь ученого-историка, университетского профессора, а Гучкову в университете оказалось тесно. Он пошел на военную службу, вольноопределяющимся, в лейб-гренадеры. В 1887 году вышел в запас – прапорщиком. Затем уехал на стажировку в Западную Европу, но, заслышав о страшном голоде и холере в России, поспешил на родину, помогать крестьянам. В Лукояновском уезде Нижегородской губернии вчерашний слушатель Берлинского и Венского университетов заведовал продовольственным делом и благотворительностью. Заведовал на совесть: в Москву вернулся с орденом. Здесь его
