Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
Затем он делает блестящий вывод:
«3). Одного прекращения судебного дела недостаточно — требуется чёткое и недвусмысленное возмещение ущерба. На днях я записался на приём к мсьё Раулю, и когда придёт день, явлюсь туда в форме, чтобы высказать своё мнение об этом деле, принявшем позорный оборот и помимо того лица, о котором идёт речь».
Одно веское доказательство будет направлено непосредственно министру юстиции. Это письмо написано исключительной женщиной, она будет отстаивать интересы Саша — Жоржетта Гакуан (Georgette Gacoin), героиня Сопротивления, награждённая Военным крестом, о которой де Голль скажет: «Очень ценная женщина, несмотря на пытки не произнесла ни слова», — спасла многих лётчиков союзников, сбитых над Францией.
«Накануне возможного судебного процесса над мсьё Саша Гитри считаю своим долгом направить вам следующее сообщение:
В период немецкого вторжения я была связана с разведывательной сетью, сетью организации побегов и группировкой Сопротивления, во время Оккупации у меня была возможность понаблюдать за мсьё Саша Гитри.
Никогда его поведение не показалось нам подозрительным, напротив, совершенно правильным.
Если необходимо знать, чем занимались знаменитости, я могу поклясться честью, что мсьё Саша Гитри никогда не был ни в чём замешан, но, возможно, его хотели вовлечь.
Он никогда не посещал свою собственность в оккупированном немцами департаменте Сена-и-Уаза, никогда его не видели в компании немецких офицеров ни на улице, ни в общественном месте. Во время Оккупации он стал жертвой своей известности, никто не может с этим не считаться. Сейчас мне кажется несправедливым не принимать во внимание зависть, которая хочет дотянуться до него.
Я по-прежнему поддерживаю контакты с нашими союзниками и друзьями, и могу сказать, что они единодушно разделяют моё мнение».
Наконец, Луи Робэн (Louis Robin), обеспечивавший работу секретариата Комиссии по выдаче удостоверений профессиональных журналистов (CCIJP) (Commission de la carte d’identité des journalistes professionnels, с 2 марта 1945 года по июнь 1946 выполняла и работу по чистке журналистского корпуса от коллаборационистов. — Прим. перев.). Заявление его было предельно ясно:
«В 1941 году мсьё Саша Гитри получил предложение от «Petit Parisien», а затем от «Paris-Soir». Речь шла о ежедневной колонке "с продолжением", вроде «Моего фильма» Клемана Вотеля (Clément Vautel), в форме произвольного рассказа на исторические темы, в благоприятном для сотрудничества смысле. Эти предложения неоднократно и категорически отклонялись мсьё Саша Гитри, несмотря на возможность получения значительного дохода.
При проверке всей коллаборационистской прессы, которую мы были вынуждены вести вместе со Службой информационных исследований, мы не обнаружили какой бы то ни было политической деятельности мсьё Гитри в газетах, финансируемых врагом; напротив, некоторые из них, такие как «Позорный столб» («Le Pilori»), решительно встала на сторону разоблачавших его как еврея. Я считаю своим долгом со всей объективностью довести эту характеристику до сведения следственного судьи для установления истины».
Алекс Мадис, успешный автор и директор журнала «Paris-Théatre» (несмотря на то, что люди всё ещё отворачивались от Саша, хотел опубликовать в своём журнале одну из его пьес, «Иллюзионист»), оставит яркий портрет человека, которого он встретил в тот период: «У него был измученный вид, какого я ещё не видел. Несмотря на попытки совладать с собой, негодование сквозит в его голосе, прорывается в его словах. Передо мной не человек, убитый горем из-за того, что это случилось с ним, и не только с ним, но некто, кто находится в крайнем возмущении от отвратительной нелепости своего положения. Он зачитывает мне целые главы своего будущего сочинения (речь идёт о "Четырёх годах Оккупации"). Он приводит факты, документы, импровизирует строки, которые обязательно добавит к описанию своей истории. Он не следует разработанному сюжету, сюжет жизни его ведёт. Остроумие, юмор скрывают его грусть. Но ему это не удаётся, когда он начинает говорить о трусах и подлецах».
Вдруг Саша занялся сведением счётов. Мадам Шуазель: «Он скрылся за ворохом листков, загромождавших его стол. Время от времени он натыкался на какое-то имя:
— Мадам Шуазель, вот этот... Алле-гоп! К остальным!
Он делал жест, будто бросал что-то через плечо. Я догадалась. Это был его новый знак. "Этих" я повычёркивала изо всех наших адресных книжек. Ему было противопоказано находиться в доме. Его вид был ужасен, и Лана довольно успешно помогала ему перекраивать круг близких знакомых.
Я была с ней на террасе. Саша только что повесил трубку. Потирая руки, он присоединился к нам. Он сообщил нам новость с громким саркастическим смехом:
— Он умер, он, кто мешал меня с грязью... Я не просил многого!... А с другой стороны, хочу надеяться, что они не все будут пытаться спастись таким образом!»
Даже Альбер Виллеметц станет жертвой этой «чистки» а-ля Гитри! (Они поссорились незадолго до лета 1946 года, и Саша снова увидел его лишь в 1956 году, незадолго до своей смерти.) Распри с ним стали особенно тяжелы после появления пресловутого письма, которое было написано не рукой Альбера! Последней каплей было следующее: Виллеметц просит Саша при визитах к нему заходить через чёрный ход, чтобы его не видела консьержка и не могла сообщить о его визитах. Это было уже слишком для Саша! Виллеметц философски комментирует: «Саша более пятнадцати лет был в ссоре со своими отцом и братом. Теперь они в ссоре со мной. Так что я считаю себя членом семьи». Саша, рассказывая Жаду о разрыве, опишет это кратко: «Человек, которого я ждал, на встречу не явился... Вот и всё».
Следствие продолжалось в течение всего 1946 года без какого-либо успеха для судьи Рауля, который, как и его коллега Анжера, не обнаружил ни малейших признаков сотрудничества с врагом. В начале 1947 года просочилась информация — похоже, кое-кто, кажется, знает, что Саша Гитри скоро выиграет процесс, на этот раз окончательно. Адвокаты Мэтра вроде бы тоже это подтверждают. Теперь это только вопрос терпения и выдержки. Конечно, определённая пресса подняла шум и устроила скандал. С другой стороны, это ново, газеты заявляют, что прекращение дела за отсутствием состава преступления ознаменует возвращение к спокойствию.
***
Гитри, лишённый возможности работать с осени 1944 года, теперь сможет подумать о возобновлении деятельности.
Но на данный момент он озабочен только написанием своей работы «Четыре года оккупации» — своей «защитной речи» за этот период. Ален Деко посчитал за честь продолжить борьбу за Саша, он получил разрешение на показ двух фильмов Мэтра в киноклубе. Мадам Батай (Bataille) также планирует дать эксклюзивное представление «Иллюзиониста».
В начале 1947 года готовился развод Саша и Женевьевы. Его адвокаты наконец объявляют ему о решении судьи Рауля — он отказывается от материалов дела и передаёт их правительственному уполномоченному. Этим летом Саша часто наезжает к себе в Тернэ.
Он завершает подготовку к двум фильмам, «Актёр» («Le Comédien» — экранизация его пьесы, в дань
