Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
8 августа 1947 года, то есть почти через три года после его ареста, правительственный уполномоченный окончательно закрыл дело. Вот выводы из заключительной речи на закрытии второго рассмотрения дела, несколько более серьёзного, чем первое (весь текст воспроизводится в приложении, в конце этой книги):
«Итак, уголовный уклон уступил место профессиональному подходу. На протяжении всей Оккупации он не обслуживал и не прислуживал, он играл, был инициатором возрождения театральной жизни под контролем врага, и мелких попустительств, правда не на сцене, но в прилегающих к залу помещениях, в которых это было возможно. Он проявил мужество, когда подал в суд на газету «La France au travail» за клевету (прогерманская французская газета, выходившая при финансовой поддержке посольства Германии во Франции с 30 июня 1940 года по 25 октября 1941. — Прим. перев.), но это потому, что в этом листке он был назван евреем.
В течение всего этого времени сколько других людей, далёких от суеты, шумихи, парадов и разглагольствований, возрождали те ценности твёрдости, простоты и спокойствия, что были чужды ему, но которые вернули родину к жизни. Он был признан, если не обласкан могущественным тогда врагом; вне сцены он играл на противоречиях и намеревался представлять частичку Франции там, где он не должен был её представлять. Но сегодня, когда он, наконец, избежал какого-либо ощутимого ущерба со стороны Суда и Общественной палаты, именно комиссия по вынесению меры наказания могла бы дать ему понять, что ему больше нечего представлять, кроме себя самого, и что после того времени, когда он лишь играл, вместо того, чтобы жить, теперь ему следует ограничиться жизнью, но уже без игры.
Принимая во внимание, что изложенные выше факты не дают против обвиняемого достаточных доказательств совершения преступления, указанного в обвинительном заключении,
Предлагаю принять решение о полном и окончательном закрытии дела.
8 августа 1947 г. правительственный уполномоченный:
Подпись: (неразборчиво)».
После всех этих лет позора Саша, читая этот документ, произносит только одну простую фразу:
— Теперь мне нужен театр[123].
10
Возвращение славы
Жизнь не меняется...
Мы меняем свою жизнь!
Саша Гитри, «La Prise de Berg-op-Zoom»
Теперь Саша знает, что всё нужно начинать сначала!
Ему надо смотреть в будущее с юношеским энтузиазмом! У него нет другого выхода. Чтобы снова добиться успеха, надо обратиться к одной из крупных персон истории Франции, и выбор его пал на Талейрана. О нём он снимет фильм.
Надо сказать, что личность Талейрана ему знакома. Занимательный персонаж, великолепный манипулятор, он уже встречался в трёх работах Мэтра: «Беранже», «Историях Франции», «Удивительной судьбе Дезире Клари».
Планы Гитри не сводятся к одному фильму, он планирует снять ещё один, о своём отце, переделав пьесу «Актёр».
И поскольку закрытие второго дела придало ему смелости, он начал работать над книгой мыслей — «Toutes réflexions faites», в которой за ними (мыслями) будет красоваться его автопортрет.
Но во Франции, с трудом оправляющейся от чёрного времени чисток, так легко не отпускают свою добычу, и по непонятным причинам цензура запрещает его фильм о Талейране, которому он дал название «Хромой Дьявол».
Более того, Гонкуровская академия «забыла» пригласить Гитри и Рене Бенжамена на свой ритуальный обед по случаю присуждения премии. В довершение всего, ограблен особняк в Тернэ, среди прочего украли сценарий «Хромого Дьявола».
Но после стольких лет молчания ему потребовалось бы гораздо больше, чтобы впасть в уныние! И поскольку он хочет восстановить связь со своей аудиторией, с Парижем, он снял концертный зал Плейель (Pleyel), чтобы прочитать там лекцию 21 октября. Зал был переполнен (зал для концертов симфонической музыки на 1900 зрительских мест в VIII округе Парижа возле площади Шарля де Голля. Построен в стиле «ар-деко», считается одним из самых больших залов XX века. — Прим. перев.). Там были замечены знаменитости, и среди них Мистингетт, Морис Ростан, Габи Морле, Марсель Ашар. Несмотря на короткий инцидент, это возвращение в Париж стало триумфом, и Саша взволнован до слёз.
Но случай с цензурой подрывает Саша. Невозможность снять этот фильм о Талейране лишает его аппетита и сна. У Ланы появляется идея:
— Но если для кино ты должен пройти цензуру, то для театра этого не требуется, нет?
— Ну, обычно нет!
— Тогда сделай из своего фильма пьесу и играй!
— Э-э... почему бы и нет!
Театр найден...
Саша без промедления публикует книгу свидетельств и самозащиты под названием «Четыре года оккупации». Книга, безусловно, блестящая, которая будет иметь большой успех, но многие журналисты сочтут её несколько чрезмерной, например, Пьер Бриссон, для которого она станет одной из мишеней. Журналист ответил Гитри в «Le Figaro littéraire», где завершает свою статью так: «Пусть мсьё Саша Гитри возвращается в свой театр, всё будет хорошо. Будет он под маской Дагобера, Вер-Галана (Vert-Galant — прозвище Генриха IV. — Прим. перев.) или даже Короля-Солнце, это будет прекрасно! [...] Но то, что он хочет добавить к своей внушительной коллекции тщеславия звание поборника Сопротивления — это уж, право, чересчур».
Чтобы проучить членов Гонкуровской академии, которые всё же пригласили их проголосовать за премию (но у нотариуса...), Саша и Рене Бенжамен решают бойкотировать нотариальный визит и вдвоём учреждают и присуждают премию «Жюль де Гонкур», которую получает Клебер Эденс (Kléber Haedens) за «Привет, Кентукки» («Salut au Kentucky»), тогда как официальную премию получил Жан-Луи Кюртис (Jean-Louis Curtis) за «Les Forêts de la nuit». Тут же Робер Ляффон (Robert Laffont), издатель Клебера Эденса, печатает красную бандероль (в старом значении — круговая лента на почтовых отправлениях и прочем. — Прим. перев.), которая будет украшать каждый экземпляр книги, отмеченной альтернативной премией, с надписью — «Гонкур Саша Гитри и Рене Бенжамена». Разъярённая Гонкуровская академия решает подать жалобу.
17 января 1948 года состоялось возвращение Саша Гитри на сцену. Чем ближе час поднятия занавеса, тем сильнее нарастает тревога Мэтра. Он опасается нарушителей спокойствия в зале, не только беспокоится за Лану, которая впервые появляется перед публикой, но, что более важно, задаётся вопросом, тот ли он ещё «Саша Гитри», который может идти от одного успеха к другому. Разве те ужасные годы, в течение которых он жил в изоляции, проводя дни в разрабатывании своей защиты, не разрушили окончательно его талант, его гений? Что, если публика изменилась и больше не хочет его видеть? Он знает, что именно в этот вечер ему предстоит встретиться со своими настоящими судьями, зрителями театра «Эдуарда VII».
Несмотря на одного смутьяна из присутствующих журналистов, эта премьера удалась, настоящий триумф «а-ля»... Гитри! Фернанда Шуазель: «Саша вернулся в гримёрную бледный, встревоженный и смеющийся одновременно. Было видно, как он прилагает усилия, чтобы овладеть собой и не дать вырваться рыданиям, сдавившим ему горло. Он посмотрел на меня, не говоря
