Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Ситуация в Алжире была схожа с ситуацией в Южной Африке, в том плане что алжирские повстанцы выступали против крупной общины белых поселенцев, которая доминировала над коренным населением, составлявшим большинство. Мустафа рассказал, как ФНО начал свою борьбу в 1954 году с вооруженных нападений на французских солдат и полицейских, воодушевившись поражением французской армии под Дьенбьенфу во Вьетнаме. По словам Мустафы, вначале руководство ФНО считало, что сможет победить французов в открытом военном противостоянии, но затем поняло, что чисто военная победа невозможна.
Вместо этого алжирские повстанцы решили прибегнуть к тактике партизанской войны. Как объяснил Мустафа, партизанская война предназначена не столько для того, чтобы одержать военную победу, сколько для того, чтобы в полной мере использовать политические и экономические факторы для победы над врагом. Мустафа посоветовал нам не пренебрегать политической стороной освободительной борьбы при планировании военных действий. По его выражению, международное общественное мнение иногда способно повлиять на развитие событий эффективнее, чем эскадрилья реактивных истребителей.
Через три дня Мустафа отправил нас в Уджду, небольшой пыльный городок непосредственно на границе с Алжиром, в котором находился штаб Армии национального освобождения Алжира. Мы посетили одно из подразделений алжирских повстанцев, развернутое вдоль границы. Я взял полевой бинокль и смог увидеть французские подразделения на той стороне границы. Признаюсь, в первый момент мне показалось, что вижу униформу Южно-Африканских сил обороны.
Через день или два я стал гостем на военном параде в честь Ахмеда бен Беллы, который недавно вышел из французской тюрьмы и должен был занять пост первого премьер-министра независимого Алжира. Это было совсем не похоже на тот четкий и тщательно отработанный военный парад, свидетелем которого я был в Аддис-Абебе. Зато здесь по участникам парада можно было изучить всю историю партизанского движения в Алжире.
Вначале с гордым видом шли закаленные в боях ветераны, которые начали вооруженную борьбу много лет назад. Они были в тюрбанах, длинных туниках и сандалиях и несли то оружие, которым они пользовались: сабли, старые кремневые ружья, боевые топоры и копья-ассегаи. За ними следовали молодые повстанцы с современным оружием, некоторые из них несли тяжелые противотанковые и зенитные ракеты. Но даже эти молодые солдаты Армии национального освобождения Алжира не могли сравниться в точности, отработанности и выверенности своих движений с эфиопскими подразделениями. Ничего удивительного: ведь это были партизанские силы, эти парни получили свои нашивки в огне борьбы, они больше заботились о тактике боевых действий, чем о своей парадной форме и торжественных парадах. Как бы меня ни вдохновили войска, прошедшие парадом в Аддис-Абебе, я знал, что наши собственные силы будут больше похожи на эти войска, представленные здесь, в Уджде, и мне оставалось только надеяться на то, что они будут сражаться так же доблестно, как и алжирские повстанцы.
За парадной колонной шел довольно разношерстный военный оркестр, которым руководил человек по имени Судани. Высокий, хорошо сложенный и уверенный в себе, он был черен как ночь. Он размахивал церемониальной булавой. Когда мы увидели его, вся наша группа встала и принялась аплодировать ему. Оглядевшись, я заметил, что остальные гости внимательно смотрят на нас, и понял, что мы аплодировали этому парню только потому, что он был чернокожим. В Марокко довольно редко можно встретить чернокожего. Я в очередной раз был поражен непреодолимой силой национализма и этнической принадлежности. Мы мгновенно отреагировали на этого парня, потому что нам показалось, что встретили своего соплеменника. Позже нам рассказали, что Судани был легендарным солдатом и даже, по слухам, как-то в одиночку захватил в плен целое подразделение французов. Но мы хлопали ему из-за его цвета кожи, а не из-за его подвигов.
Из Марокко я перелетел через Сахару в Бамако, столицу Мали, а затем прибыл в Гвинею. Перелет из Мали в Гвинею был больше похож на поездку в местном автобусе, чем в самолете: по проходу бродили цыплята, взад-вперед ходили женщины с корзинами на головах и продавали пакеты с арахисом и сушеными овощами. Мне оставалось только восхититься полетом в такой демократической обстановке.
Моей следующей остановкой была Сьерра-Леоне. Узнав, что в это время проходило заседание парламента страны, я решил присутствовать на слушаниях. Я вошел в здание парламента, как обычный турист, и мне дали место недалеко от трибуны. Затем ко мне тихо подошел служащий и попросил меня представиться. Я прошептал ему: «Я – представитель вождя Альберта Лутули из Южной Африки». Он тепло пожал мне руку и доложил обо мне спикеру парламента. Затем служащий объяснил, что мне случайно предоставили место, обычно не предназначенное для рядовых посетителей, но в данном случае для них было честью сделать для меня исключение.
Через час был объявлен перерыв, и, когда я стоял среди депутатов парламента и высокопоставленных лиц, пивших чай, ко мне образовалась целая очередь. К своему изумлению, я обнаружил, что практически весь парламент горит желанием пожать мне руку. Мне все стало ясно, когда один из депутатов пробормотал: «Это большая честь для меня – пожать руку уважаемому вождю Лутули, лауреату Нобелевской премии мира». Я оказался самозванцем! Служащий неправильно понял меня. Когда ко мне подвели премьер-министра сэра Милтона Маргаи, служащий опять представил меня как вождя Альберта Лутули. Я попытался исправить ошибку, но парень не желал меня слушать, и я решил, что в интересах гостеприимства мне лучше продолжить этот спектакль. Позже, на встрече с президентом страны[57] я объяснил ему произошедшую ошибку, и он предложил нашей организации щедрую материальную помощь.
В Либерии я встретился с президентом Уильямом Табменом, который не только выделил нам пять тысяч долларов на закупку оружия и обеспечение военной подготовки членов «Умконто ве сизве», но и поинтересовался у меня тихим голосом: «Простите, а у вас есть какие-нибудь карманные деньги?» Я признался в их отсутствии, и тотчас же помощник президента вернулся с конвертом, в котором было четыреста долларов наличными.
Из Либерии я отправился в Гану, где меня по договоренности встретил Оливер. Он познакомил меня с министром-резидентом Гвинейской Республики в Гане Абдулайем Диалло. Когда я сказал ему, что, находясь в Гвинее, так и не смог встретиться с президентом Ахмедом Секу Туре, он устроил так, чтобы нас немедленно
