Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Только к концу своего пребывания в Лондоне я смог увидеться с Юсуфом Даду, но нашу встречу нельзя было назвать счастливым воссоединением: нам предстояло серьезное согласование наших позиций. Мы с Оливером уже не раз сталкивались с одной и той же проблемой в ходе своей поездки: африканские лидеры постоянно задавали нам вопросы об отношениях Африканского национального конгресса с белыми и индийскими коммунистами, пытаясь уяснить для себя, до какой степени компартия контролировала АНК. Отказ нашей организации от принципов расовых различий не представлял бы никакой проблемы, если бы руководство Панафриканского конгресса не придерживалось явно националистического курса, направленного в том числе против белого населения. В остальной части Африканского континента большинству африканских лидеров были более близки и понятны взгляды Панафриканского конгресса, чем Африканского национального конгресса. Оливер Тамбо подробно обсудил все эти вопросы с Юсуфом Даду, который остался недоволен нашими выводами. Оливер считал, что АНК должен действовать более независимо, предпринимая определенные шаги в одностороннем порядке без оглядки на других членов Альянса Конгресса, и я был согласен с ним.
Я провел свой последний вечер в Лондоне, прорабатывая все эти аспекты с Юсуфом Даду. Я объяснил ему, что теперь, когда мы начинаем этап вооруженной борьбы, мы будем полагаться на другие африканские страны в плане финансирования, обучения и материальной поддержки, поэтому должны учитывать их точку зрения больше, чем делали это в прошлом. Юсуф же считал, что мы с Оливером искажаем политику АНК, что мы готовы вновь признать принципы расовых различий, который являлся основой Хартии свободы. Я указал ему на то, что он ошибался. Мы отнюдь не соглашались с принципами расовых различий, мы просто подчеркивали, что АНК должен быть более самостоятельным и не опасаться делать заявления, которые могут идти вразрез с позицией других участников Альянса Конгресса. Нередко АНК, Южноафриканский индийский конгресс и Конгресс цветного населения выступали с коллективным заявлением по вопросу, затрагивающему только чернокожих африканцев. Теперь нам предстояло действовать по-другому. Юсуф был недоволен этим новшеством. «А как насчет нашего стратегического политического курса?» – интересовало его. Я ответил ему, что речь шла лишь об имидже нашей организации, а не о ее стратегическом политическом курсе. Мы в любом случае были готовы продолжать сотрудничать со своими проверенными партнерами, только теперь АНК должен был казаться первым среди равных.
Хотя было жаль расставаться со своими друзьями в Лондоне, теперь мне предстояло приступить к тому, что являлось для меня самой незнакомой частью поездки: к овладению азами военной подготовки. Я договорился о своем шестимесячном обучении в Аддис-Абебе. Там меня встретил министр иностранных дел Кетема Ифру, который тепло приветствовал меня и отвез в пригород Аддис-Абебы Колфе, где располагался штаб батальона спецназа Национальных сил обороны Эфиопии, на базе которого я и должен был изучать искусство и науку военного дела. Хотя я был неплохим боксером-любителем, но о ведении боевых действий я знал очень мало. Моим инструктором назначили лейтенанта Вондони Бефикаду, опытного воина, сражавшегося против итальянцев в условиях подполья. Наша учебная программа была достаточно напряженной: мы тренировались с восьми часов утра до часа дня, затем делали перерыв на душ и обед, а потом снова занимались с двух до четырех часов дня. После четырех часов мне читал лекции по военной науке полковник Тадессе, который являлся помощником комиссара полиции и сыграл важную роль в предотвращении недавней попытки государственного переворота против императора.
Я научился стрелять из автоматической винтовки и пистолета и практиковался в стрельбе как в пригороде Колфе вместе с императорской гвардией, так и на стрельбище примерно в пятидесяти милях отсюда в составе батальона спецназа. Меня обучали подрывному делу и пользованию минометом, я приобретал навыки изготавливать небольшие взрывные устройства и мины, а также опыт того, как избегать подрыва на них. Я чувствовал, что становлюсь настоящим солдатом. Я начал думать, как солдат, а думает он совсем не так, как политик.
Больше всего мне понравились марш-броски, во время которых у тебя есть только пистолет, боеприпасы к нему и немного воды, и ты должен достичь заданной точки в течение определенного времени. Во время этих марш-бросков я получил представление о природе Эфиопии, которая была очень красивой, густые леса перемежались пустынными высокогорьями. Страна была крайне отсталой: крестьяне пользовались деревянными плугами и питались очень простой грубой пищей, разнообразие в которую вносило лишь домашнее пиво. Их жизнь мало чем отличалась от жизни в сельской местности Южной Африки. Бедняки во всем мире похожи друг на друга.
На моих занятиях полковник Тадессе обсуждал такие вопросы, как создание партизанских отрядов и управление ими, поддержание дисциплины. Однажды вечером, во время нашего совместного ужина, полковник сказал мне: «Мандела, вы создаете освободительную армию, которая отличается от капиталистической. Освободительная армия – это армия полного равноправия и справедливости. Вы должны относиться к своим людям совершенно иначе, чем в капиталистической армии. Когда вы находитесь на боевом дежурстве или на боевом задании, вы должны уверенно исполнять свои обязанности, все держать под своим полным контролем, и здесь нет никаких отличий от командования в капиталистической армии. Но когда вы не на службе, вам надо вести себя в соответствии с принципами полного равенства, даже с рядовыми. Вы должны есть то, что едят они, и пить то же, что они. Вы не можете принимать пищу, запершись отдельно в своем кабинете и изолировавшись от всех».
Все это казалось замечательной и вполне разумной идеей, пока в столовую не вошел сержант, который спросил полковника, где можно найти такого-то лейтенанта. Полковник в ответ посмотрел на него с плохо скрываемым пренебрежением и рявкнул: «Разве ты не видишь, что я разговариваю здесь с важной персоной? Разве ты не знаешь, что нельзя прерывать меня, когда я ем? А теперь убирайся с моих глаз!» Затем он продолжил свои наставления мне тем же назидательным тоном, что и раньше.
Мой учебный курс был рассчитан на шесть месяцев, однако через восемь недель я получил