Михаил Росляков - Убийство Кирова Политические и уголовные преступления в 30-х годах

Александр Иванович Угаров во второй половине работы пленума предоставил слово мне. Мною был дан анализ работы предприятий, приведены примеры бесхозяйственности, нарушении в организации эксплуатации трамвайного, парка, что обусловило серьезные перебои в обслуживании населения и недобор выручки. Закончив выступление, я глянул в сторону Кирова, заметил на лице его одобрение. А в заключительном выступлении Сергей Миронович сказал:

«Тов. Росляков рассказывал здесь о том, как у него обстоит дело с эксплуатацией трамвая. Выручка падает. А поглядите на внешнее состояние наших трамваев! Наше транспортное управление занято большими проектами, разрабатывает программы, но оно забыло о том, что есть депо, трампарки, за которыми надо следить, организацию дела в которых надо налаживать»[22].

И Киров прибегал часто к такому разделению труда: свое внимание сосредоточивал на основных выводах, оставляя на долю других детали, частности, иллюстрации. Лейтмотивом его выступления на этом пленуме была следующая мысль:

«…Многие из нас еще не прониклись сознанием, что все, что мы делаем, — это мы делаем для себя, для нашей великой коммунистической семьи. Мы подчас относимся к миллионам, затрачиваемым нами, как к чужим деньгам, которые приходят откуда-то со стороны, относимся к жилью, которое мы строим, как будто мы строим для кого-то чужого. Мы не воспитали еще в каждом работнике великого чувства ответственности перед нашей социалистической страной, перед нашей Родиной»[23].

И далее:

«В этом сознании долга, ответственности — основа успешной работы. Можно знать наизусть азбуку коммунизма, но если она у тебя не лежит в сердце, — ничего не выйдет, ты будешь псаломщиком коммунизма, а не бойцом. Если ты хочешь быть живым коммунистическим борцом — ты должен со всей большевистской яростью ополчиться против тех недостатков, которые тормозят наше строительство»[24].

Я умышленно привожу довольно длинные цитаты из выступления С. М. Кирова, чтобы показать его понимание важности решений съезда, подчеркнуть его повседневные заботы о качестве работы, конкретности руководства, ответственности исполнителя, то есть ленинское определение социалистической дисциплины труда.

Его поездки в Москву участились. Как секретарь ЦК, он ведал вопросами тяжелой и лесной промышленности. Естественно, что участились звонки из Москвы по прямой кремлевской вертушке. Не всегда он брал трубку телефона с удовольствием. Чувствовалось, что некоторые звонки для него были в тягость, он нервничал, иногда даже раздражался: опять накачка, снова недовольство и т. п. И Свешников тогда говорил, что Сергей Миронович не на все звонки откликался. У Сталина был заведен порядок, что он сам до 3–4 часов ночи не спит, работает и требует, чтобы все нужные люди тоже сидели у телефонов. Киров вынужденно перешел на московский лад, но от нас требовал только, выражаясь ленинским языком, «быть на телефонном расстоянии», то есть, если не находишься дома, то в семье должны знать, где находишься и как тебя разыскать.

Очевидно, Сталин не мог смириться, да это и не в его характере, с отказом Кирова перейти на работу в Москву и предъявлял к Кирову такие требования, которые ему было не под силу выполнять одновременно с функциями руководства Ленинградской организацией. Подмечали это и Чудов, и Кодацкий и иногда как-то хитровато улыбались, когда Киров брал трубку, интуитивно чувствуя, чей это звонок.

За большой работой незаметно бежали дни, недели. 20 апреля было собрание парторгов, мобилизованных горкомом партии на железнодорожный транспорт. Собрание проводилось совместно с активом Ленинградского железнодорожного узла. Киров выступил с речью о задачах партийной работы на транспорте. В июне — огромный восторг детворы: есть, построен парк культуры и отдыха на Островах. 6 июня, в день открытия, Киров приехал в ЦПКО, чтобы разделить радость детишек, которых он очень любил, и те платили ему взаимностью.

15—16 июня состоялся пленум Ленинградского областного комитета партии, посвященный в основном организационному укреплению колхозов и созданию благоприятных условий для проведения заготовительной кампании. Киров выступил с заключительным словом, посвятив его идеологической подготовке кадров.

Вспоминается приезд в июне в Ленинград челюскинцев. Подробно у меня об этом написано в других воспоминаниях, здесь же остановлюсь лишь на двух эпизодах, связанных с Кировым. Встреча была на вокзале, и Киров принимал в ней участие. Здесь все прошло хорошо, а вот на площади Урицкого не очень — слишком мало было народа. Правда, шел дождь, но это не оправдывало организаторов встречи, и Киров был очень недоволен. Крепко ругал И. Ф. Кодацкого и Т. С. Назаренко (Тит Степанович был тогда секретарем Ленсовета), был очень раздосадован.

Вечером организовали большой прием в Большом дворце Петергофа (ныне Петродворец). Ужин перемежался выступлениями артистов. Пела и С. П. Преображенская, чье исполнение любил Сергей Миронович. Джаз Л. О. Утесова участвовал в шествии поваров, несших большую модель «Челюскина», сделанную из пломбира. Было много артистов, ученых, представителей различных организаций, связанных с экспедицией. Киров в добром настроении оставался за столом до конца ужина. Приглашенные и все участники встречи разошлись по многочисленным апартаментам дворца, в которых были организованы буфеты, танцы, художественные импровизации. Сергей Миронович прошел по залам. Подозвав меня, сказал: «Я сейчас уеду, мне надо. Вы оставайтесь и смотрите, чтобы было все в порядке». Он знал, что бывают и непорядки в таких делах, в чем мы убедились в скором времени на встрече с моряками польских кораблей. Своим длительным и активным присутствием на приеме Киров снял горечь неудачного продолжения встречи на площади Урицкого. В июле, перед отъездом в командировку в Ташкент по заданию наркома финансов СССР Г. Ф. Гринько, я имел разговор с С. М. Кировым[25].

Киров обычно проводил свой отпуск примерно в августе. Как правило, отпуск проходил на охоте (я не помню случая, когда бы Киров поехал в санаторий или дом отдыха, кроме ноября 1933 года, когда он, будучи больным, находился в Толмачеве).

В августе рокового 1934 года Киров получил приглашение от Сталина провести отдых совместно в Сочи, где будет находиться и А. А. Жданов. Такой «организованный» отдых был не в вольном характере Кирова. Более того, если даже мы, сотрудники аппарата, вполне сознавали, что Сталин продолжает борьбу характеров (конечно, не вражду), то Киров прекрасно знает и цели и трудности такого отдыха, но отказаться ему нельзя. Как в шахматах, игра шла на обострение, и при волевом характере и болезненном самолюбии Сталина такой отдых не сулил радостей.